“Несомненно, — утешил я его, — с вами поступили несправедливо, отказав в этом”. За десертом, когда его жалобы иссякли, я упомянул о своих собственных неустройствах и вполне откровенно пожаловался на фортуну. Мне были нужны пятьдесят цехинов, и он щедро предложил их. Я не возвратил ему эти деньги и, возможно, так никогда и не возвращу — человек предполагает, а Бог располагает!

В Ливорно застал я русскую эскадру, всё ещё задерживаемую противными ветрами. Английский консул сразу же представил меня графу Орлову, который остановился у него в доме. Граф знал меня ещё по Санкт-Петербургу и объявил, что моё присутствие на борту будет для него весьма приятно, и предложил тут же распорядиться о доставке моих чемоданов, поскольку предполагал сняться с якоря при первом же благоприятном ветре. Когда я остался наедине с консулом, последний спросил, в каком качестве я предполагаю сопровождать адмирала.

“Именно это мне и хотелось бы выяснить, прежде чем перебираться на корабль. Я непременно разъясню все обстоятельства”.

Подобная комиссия была довольна затруднительна, но я не люблю неясных положений и посему сразу же отправился к графу. Его Превосходительство оказался занят бумагами и просил подождать одну минуту. Эта минута длилась добрых два часа, по истечении которых я увидел выходящего из кабинета польского посланника в Венеции г-на де Лольо, знакомого мне по Берлину.

— Что вы делаете здесь? — спросил он.

— Жду.

— Не аудиенции ли у адмирала? Он сейчас весьма занят. Я имел возможность убедиться в этом за два последних часа.

Тем не менее, являлись новые посетители, и их принимали. Столь откровенная неучтивость возмутила меня. По прошествии четырёх часов сидения моего в приёмной, адмирал вышел в сопровождении свиты и на мою просьбу об аудиенции, ожидаемой с самого утра, ответствовал приглашением к обеду. Я был пунктуален и явился к столу, за которым гости сидели без разбора чинов и званий. Меня крайне удручило то, что обедавших было вдвое больше, чем поставленных кувертов. Нам с соседом даже пришлось есть какое-то блюдо из одной тарелки. Никогда ещё более дурные кушанья не подавались более прожорливым сотрапезникам. Вино отдавало морской водой, а все блюда были безнадёжно испорчены. Разговор превосходил худший из кошачьих концертов, в нём слышались все варварские наречия, распространённые от берегов Невы до подножия Балкан. Орлов для возбуждения у гостей аппетита время от времени выкрикивал: “Ешьте же!” И гости принимались давиться. Сам он ни к чему не притрагивался и был занят тем, что делал пометки карандашом на письмах, которые тут же читал. На десерт подали ром и водку, и сии напитки вызвали блеск в глазах обедавших варваров. После кофе граф увлёк меня к окну, и вот слово в слово наша короткая беседа: