Светлый фон

ПРОПАЛ ТУРЕЦКИЙ БРОНИРОВАННЫЙ

КОРАБЛЬ СО ВСЕМ ЭКИПАЖЕМ

Из Константинополя пришло сообщение о гибели одного из новейших и лучших кораблей турецкого военно-морского флота, «Махмуд», который со всей командой и капитаном Али Али затонул в штормовую ночь 5 июля недалеко от Кабреры у Балеарских островов. Ни спасшихся, ни обломков затонувшего корабля не было обнаружено судами «Пери» и «Мустафа», шедшими на выручку; не поступило никаких сведений такого характера и с побережья островов, где были проведены тщательные поиски. «Махмуд» имел на борту удвоенный экипаж: дополнительную команду взяли в учебный рейс на этом оснащенном по последнему слову военной науки корабле, несшем службу в Средиземном море.

Когда мы с воеводой обсуждали эту тему, он высказался так:

— Что ни говори, эти турки изворотливы. Они, конечно же, знают, что их побили, но не хотят, чтобы дурные вести предстали совсем уж скверными в глазах всего света.

Нет худа без добра. Если «Махмуд» пропал у Балеарских островов, значит, это не он высадил бандитов на наш берег, не он наводил пушки на Илсин. Из чего мы заключили, что тот корабль был пиратским, а значит, оставшийся без экипажа в наших водах, он теперь всецело наш. Он наш, и это первое судно такого класса во флоте Синегории. Я склонен думать, что, даже если судно было — и по-прежнему является — турецким, адмирал Рук не захотел бы упустить его. А что до капитана Десмонда, то я полагаю, он лишился бы рассудка, если бы кто-нибудь потребовал у него вернуть судно.

Жаль было бы столкнуться с новыми неприятностями, потому что наша жизнь теперь переменилась к лучшему. Воеводе, думаю, кажется, что все это сон. Тьюта абсолютно счастлива, а настоящая симпатия, возникшая между ней и тетей Джанет, когда они познакомились, меня очень радует. Я рассказал Тьюте о тетушке, чтобы при знакомстве моя жена неумышленно не причинила ей огорчения и сама не огорчилась. Но как только Тьюта увидела тетушку, она подбежала к ней, подхватила своими сильными молодыми руками ее, будто дитя, и расцеловала. Потом, усадив в кресло, опустилась рядом на колени и положила голову ей на колени. Надо было видеть тетушкино лицо: я сам не смог бы сказать, что на нем было написано в этот миг — крайнее удивление или удовольствие. Но в следующий миг сомнений у меня уже не оставалось. Тетушка просто засветилась от радости и воскликнула, обращаясь к коленопреклоненной Тьюте:

— Дорогая, моя дорогая, я так рада! Вы, жена Руперта, и я — мы должны крепко полюбить друг друга.

Видя, что они обе смеются и плачут, сжимая друг друга в объятиях, я посчитал за лучшее удалиться и оставить их вдвоем. И нисколько не почувствовал себя одиноким. Я знал, что там, где находятся две эти дорогие мне женщины, там пребывает и мое сердце.