Когда я вернулся, Тьюта сидела на коленях у тети Джанет. Пожилая леди, казалось, поступила несколько опрометчиво, ведь Тьюта была такой статной.
Моя жена попыталась вскочить на ноги, завидев меня, но тетя Джанет удержала ее со словами:
— Не беспокойся, дорогая. Мне так приятно держать тебя на коленях. Руперт всегда был моим «маленьким мальчиком», но, хотя такой великан теперь, им и остается. И ты тоже, ты, которую он любит, должна быть моей маленькой девочкой — пусть ты дивно красивая и сильная. И должна сидеть у меня на коленях, пока не посадишь вместо себя дитя, дорогое нам всем дитя, что заставит меня вновь почувствовать себя молодой. Когда я впервые увидела тебя, я поразилась: я никогда прежде не видела тебя и даже не слышала о тебе и, однако, почему-то знала твое лицо. Сиди, сиди. Это же только Руперт, а мы обе любим его.
Тьюта взглянула на меня и залилась краской, но продолжала сидеть, как сидела, и прижала бледную пергаментную тетушкину руку к своей молодой груди.
Записки Джанет Макелпи
Записки Джанет Макелпи
Я привыкла думать, что, когда Руперт решит жениться — или обручится, готовясь к женитьбе, — я встречу его будущую жену с той же любовью, которую всегда имела к нему. Теперь я знаю, что на самом деле в моих мыслях жила ревность, что на самом деле я боролась со своими инстинктами и притворялась, что не ревную. Но если бы я имела хотя бы малейшее представление о том, какой женщиной она будет, у моей ревности не было бы оснований. Ничего удивительного, что мой дорогой мальчик полюбил ее, ведь, по правде сказать, я и сама ее полюбила. Вряд ли когда-нибудь я встречала создание — женщину, я имею в виду, — со столькими достоинствами. Даже страшно говорить такое — вдруг я ошибаюсь, — но, думается, она так же хороша, будучи женщиной, как Руперт, будучи мужчиной. А можно ли сказать больше? Мне кажется, я любила ее, верила ей и знала ее, насколько это возможно, еще до того, как впервые увидела ее. Сегодня утром я сидела в своей комнате — ее до сих пор считают моей. Руперт сообщил мне по секрету, что, согласно воле его покойного дяди, все поместье Виссарион, замок и все прочее, на самом деле принадлежит воеводе, но хотя того и убедили принять это условие, он (воевода) не захочет ничего менять. Даже слышать не станет о том, чтобы я уехала отсюда, или сменила комнату, или еще что-то там. Руперт поддерживает его в этом, и Тьюта тоже. Что же остается, как не подчиниться: пусть мои дорогие решают по-своему.
Так вот сегодня утром, когда Руперт с воеводой были на заседании Национального Совета в большом зале, ко мне пришла Тьюта. Закрыв за собой дверь на задвижку, что меня немного удивило, она приблизилась, опустилась возле меня на колени и уткнулась головой в мои колени. Я провела рукой по ее прекрасным волосам: