Кончилось тем, что Мишке пообещали переправить его через фронт, если он «дома не будет забывать говорить о силе и благородстве германской армии».

— Если ты забудешь о нашем великодушии, — предупредил офицер, — мы тебя найдем…

И Мишка Постоев пообещал «не забывать».

— Я согласился, чтобы вырваться от них, — объяснял он свой поступок.

— Объясните в таком случае, почему вы всего этого не сказали в нашей комендатуре?

— Побоялся…

— Допустим… Тогда что вас побудило вести пораженческую пропаганду, когда вам уже ничего не угрожало?

На этот вопрос вразумительного ответа Постоев дать не мог.

— Нам известно, что вы получили от немцев деньги, — напомнил еще об одном Федор.

— Когда я согласился на их предложение, мне дали деньги на дорогу, — объяснил Мишка.

— Эти деньги не жгли вам руки?

Постоев замолчал.

Многочисленные показания свидетелей убедительно доказывали, что на протяжении полутора месяцев Михаил Постоев систематически занимался пораженческой пропагандой, распространяя ложь о действиях командования Советской Армии, искажал в пользу захватчиков положение на оккупированных территориях, публично подвергал сомнению сообщения печати и радио о положении на фронтах.

Более чем странная история побега Постоева из плена в сопоставлении с последующим его поведением лишь убеждала Федора, что, предъявляя Постоеву обвинение в антисоветской деятельности, он прав.

Прошло около месяца после осуждения Постоева, когда в управление из Москвы поступил запрос о его розыске. В нем сообщалось, что один из партизанских отрядов, действующих на территории Украины, захватил документы немецкой армейской контрразведки, среди которых обнаружены данные о вербовке и засылке в советский тыл по месту прежнего жительства бывшего военнослужащего Советской Армии Михаила Постоева с пропагандистской целью. Из документов явствовало, что Постоев сдался в плен раненым. Медицинский осмотр установил, что ранение было ни чем иным, как самострелом. Компрометирующий материал облегчил вербовку. После соответствующих инструкций Постоев был снабжен деньгами и переправлен через линию фронта.

В жизни Федора Григорьева это был, пожалуй, единственный запрос, на который он ответил в тот же день.

7

7

Своенравная зима не переставала испытывать людей то вьюжными наскоками, то, будто устав от метелей, затихала, домертва сковывая все цепким морозом.

Федор Григорьев только изредка бывал дома, не оставляя оперативного пункта сутками. Кровать с высокими спинками и набалдашниками мозолила ему глаза, и каждый раз, когда у него бывал кто-то, он особенно злился на ее присутствие. Однажды в вагонном депо он увидел пилу по металлу. Федор попросил ее у Василия Михайловича на время. Вечером он отпилил спинки по самые муфты, в которых крепится сетка, и кровать, аккуратно застеленная суконным одеялом, приобрела вполне приличный вад обыкновенной лежанки. Кабинет она больше не портила.