…За час до совещания в горкоме Федор увидел Евсеева.

— Ждете, что я скажу о расконвойке? — спросил Григорий Матвеевич. — Откровенно говоря… — Он осекся, а потом улыбнулся. — Федор Тихонович, обговорим и решим это все в горкоме. Идет?

— Я просто хотел знать ваше мнение.

— Нужно не мнение мое, а решение правильное. Я вас понимаю. Но мое понимание — это еще не решение.

На этот раз заседание было многолюдным. Управляющий трестом и секретарь горкома без детального перечисления недостатков сосредоточили внимание на определяющих задачах, которые предстоит решить. Федор насчитал их четыре. Первая касалась улучшения работы техники, вторая — пересмотра организации труда, третья — транспорта и последняя — дисциплины.

Заседание затянулось. Выступающих было много. Ранее было обусловлено, что члены комиссии выступят последними.

Дошла очередь и до Федора.

— Я коснусь только дисциплины, — начал он. — Вы уже слышали, что больше всего нареканий здесь обращалось в адрес расконвоированных заключенных. Я считаю, что некоторые их поступки мало называть недисциплинированностью или нарушением производственного порядка, они обязывают вспомнить другое слово — саботаж…

Федор почувствовал напряженную тишину, воцарившуюся в зале заседания.

— Да, саботаж, если не хуже, — твердо повторил он. — И полумерами положения не исправить. Поэтому я предлагаю расконвоированных заключенных вернуть в колонию под стражу.

Тишина враз нарушилась. Евсеев вынужден был призвать присутствующих к порядку.

— Товарищи! Я же не предлагаю отказаться от использования заключенных совсем, — говорил Федор. — По характеристикам начальников участков и бригадиров нужно оставить тех, кто хорошо зарекомендовал себя на работе. А в течение недели, десяти дней направить в разрезы других, более дисциплинированных. Отбор их провести внимательно и строго. Я советовался со своим руководством. Мне ответили, что решение мы должны принять здесь. У меня все.

Федор сел. В зале снова стало шумно.

— Кто намерен высказаться? — спросил Евсеев.

Желающих не нашлось. Последовали вопросы:

— Сколько заключенных можно оставить в разрезах?

— Я полагаю, человек пятьдесят-шестьдесят, — ответил Федор.

— А кем заменить сто пятьдесят, которых заберут?

— На этот вопрос я ответить не могу, — признался Федор.

И вдруг неожиданно пришла помощь. Поднялся Петр Алексеевич Чертогов.