Галина Кронидовна в подробностях знала о боях в окружении, о том, чем кончилось сражение возле райцентра. Не выдержала, снова проговорила:

— Какое ужасное письмо…

«…Мы будем ходатайствовать о присвоении двум лучшим пионерским дружинам имени Смирнова и имени Алтынова. Напишите подробнее о себе и о товарище Алтынове, и если знаете адрес, то мы будем переписываться с его родными и учениками школы, где он учился…»

«…Мы будем ходатайствовать о присвоении двум лучшим пионерским дружинам имени Смирнова и имени Алтынова. Напишите подробнее о себе и о товарище Алтынове, и если знаете адрес, то мы будем переписываться с его родными и учениками школы, где он учился…»

Исказилось, посуровело лицо Леонида Герасимовича, всей грудью, будто после глубокого погружения, резко вздохнул, врастяжку, через нервный изгиб губ процедил:

— Если бы я знал его адрес…

— Думаешь, жив?

— Такие у немцев выживали… Что же делать, Галка?! Ты пхедставляешь, какая чудовищная неспхаведливость!

— Надо Захарову написать.

— А он что, опровержение даст? Написал честно, что знает, что помнит… Жив, жив лейтенант. Вывел, значит, ребят из окхужения, воевал, до майора дохос…

— Съезди к нему.

— Съезди… На какие шиши?

— Займем. В первый раз, что ли. Поезжай, не так уж далеко. Что-нибудь вместе придумаете.

— Надо еще узнать, куда ехать.

— Газета смоленская. В Смоленск, значит.

— Захаров писал туда, где воевал. Жить можно и на Чукотке.

— Телеграмму в редакцию или позвонить.

— Голова опухла. Вдхук у Алтынова такая газета есть.

— Боже мой, Ленечка. Ну что ты на самом деле… Заладил: Алтынов, Алтынов… Может, его на свете-то нет.

— За портянку на палке и мехтвому не пхощу… Вдумайся, Галка: пхедательский шаг пятнадцать лет назад, а гнусь от него и сейчас — рядом… Пионерская дружина имени Алтынова… Подумать только!