Ни в какие сверхъестественные силы Брандт, конечно, не верил, оставалось поверить в силу вот этих чекистов. Говорит о нем, будто всю жизнь рядышком прожили. За десятки верст в город приперся, где на каждом шагу — смерть. У него, Брандта, живот от страха стянуло, а этот — хоть бы хны. Будто у себя дома…
— Да, мы дома, Александр Львович, — продолжал собеседник нагонять на Брандта мистический ужас. — Фашисты забрались в наш дом, убивают, грабят, строят загоны для рабов, и вы тут как тут — в роли шестерки. Отвечать ведь придется всей банде — и главарям, и прислужникам. Или уверовали, что прежняя власть не вернется? Германия превыше всего! Тысяча лет процветания рейха! Так? Хоть себе-то не врите, Александр Львович. Ума-то еще вроде не пропили. Весь мир против фашизма, даванем — одна сырость останется. Как же вы потом? А я вам выход даю.
— Какой?
— Стать человеком.
— Работать на вас?
— Ого! Жаргон гестапо не чужд вам. У советской контрразведки зовется иначе — честно служить своему народу. Не глянется — русскому народу, подразумевайте — немецкому народу. Гитлер — не народ. Очухаются люди от угара — всю жизнь проклинать его будут.
Брандт слушал и боковым взглядом следил за прохожими. Ни одного немца! Как в землю провалились, черт бы их побрал… Вынул часы из жилетки. День закругляется, приближается к пяти. Пора бы как-то и тут закруглиться, с этим непрошеным визитером, скоро Прохор Савватеевич придет, неловко будет…
Прохор Савватеевич… Прохор… Как он мог забыть о нем. От новой мысли музыка в душе заиграла, даже в боку чуточку отпустило.
— Простите, не знаю, как называть вас, — учтиво обратился к незнакомцу.
— Если желательно с именем-отчеством… Допустим, Иван Иванович. Устроит? Правды я вам все равно не скажу.
«Тебя бы в подвал политехникума, к молодчикам СД. Начнут суставы выламывать — не это скажешь». Глянул в глаза мнимого Ивана Ивановича и внутренне поежился: «Черта с два такой скажет».
— Иван Иванович, может, пройдем ко мне? — робко предложил Брандт. — Не на шутку — печень, а встреча с вами, сами понимаете, — не лекарство. Ни одной таблетки с собой. Тут недалеко.
— Пролетарская, четырнадцать. Жена — у тестя, домработница в деревню укатила…
— Вот видите. И засады нет. Не бойтесь.
— Бояться, конечно, не дело, а вот поостеречься в нашей работе всегда следует. — «Иван Иванович» задумался ненадолго, Кивнул Брандту. — Идемте. С утра ни крошки во рту. Накормите?
— Что за вопрос!
— Без крысиной отравы? — усмехнулся «Иван Иванович».
Приободрившийся Брандт тоже соизволил улыбнуться:
— Иван Иванович, я же не ребенок. Уверен, что вы не один. Помощники, надо полагать, каждый шаг фиксируют. А мне жить хочется.