Светлый фон

Брандт вытянул из жилетного кармана часы, отщелкнул крышку, пожав плечами, пошагал к невысокому штакетнику, отделявшему сквер от дико заросшего пустыря.

— Н-ну-с, что вы хотите сообщить? — встал он к заборчику.

— Давайте вот так вот, — предложил прохожий, поворачиваясь грудью к заборчику. — Со спины люди выглядят не так привлекающе.

Встали, положив руки на ограду, В кустах, беспокоясь за сохранность гнезда, тревожно металась пичуга.

— Александр Львович, — собеседник Брандта, повернув к нему голову, старался поймать взгляд, — вам жена когда-нибудь изменяла?

Брандт резко оборотился, на лице — смесь недоумения и барской рассерженности.

— Что за дурацкие вопросы? Вы в своем уме?

— Сердитесь? Теперь я вправе думать, что вероломство вам не по душе. Действительно, Александр Львович, измена слову, дружбе, любви — это паскудство. Но согласитесь: измена своему народу, Родине — паскудство крайнее из крайних.

— Послушайте, кто вы такой? Вцепились, как репей… Что вы от меня хотите?

— Хочу одного — внимания. А кто… Да перестаньте вы крутить головой! — в голосе прохожего появился властный металл. — Заступника ищете? Может, у вас, как у полицая, свистулька есть? Не надо заступников. Поговорим — и разойдемся мирно. А? — На губах человека полупотаенная улыбка, смотрит так, будто насквозь пронизывает. — Так вот, о вашем предательстве. Как оно далеко зашло, Александр Львович? От Советской власти отшатнулись, к немецкой вроде бы до сих пор как следует притереться не можете. Мечетесь, суетитесь, как эта пичуга. И мысли ваши: туда-сюда, туда-сюда… Это что, конфликт с собственной совестью?

Жесткий тон, буравящий взгляд схватили Брандта словно клещами. Сосуще заныла печень, рука непроизвольно дернулась к правому боку, туда, где боль. Незнакомец мгновенно, будто задушевного приятеля, приобнял Брандта, скользнул ладонью по левым карманам пиджака и брюк, прижавшись, постарался телом ощутить содержимое правых. Спросил насмешливо:

— Нет пистолета? Или хитро припрятали?

— Печень, — трусливо выдавил Брандт.

— Извините великодушно. От печени — настой из кукурузных рылец. Прекрасное средство.

— Откуда они в июле, рыльца эти? — ворчливо ответил Брандт.

— Больному надо заботиться о себе, впрок заготовлять.

Ну чем не приятели! Услышь это кто-нибудь — другого и не подумает. А вот слышать следом спрошенное постороннему уху заказано.

— Вы хоть стрелять-то умеете, Александр Львович? Ах да, забыл. Значок БГТО носили, сдавали нормы из малокалиберки. Этого мало, Александр Львович, чтобы со мною тягаться. Во всяком случае, не целясь, через карман, по вашей печени не промахнусь.