— Синьор, а вы уверены, что город именно за теми холмами? — без всякого пиетета спросила Джулия, когда они присели на землю возле молодой кедровой рощи.

— Разумеется, — благосклонно ответствовал тот, собираясь пуститься в объяснения и рассказать, чем он руководствовался при выборе направления. Однако ученица крайне его разочаровала, удовольствовшись его кратким ответом и поспешив перебраться поближе к африканке. Новый телепортатор незамедлительно обрел свою хозяйку, и той пришлось изрядно повозиться, прежде чем разобрать инструкцию, которая целиком состояла из мелких витиеватых иероглифов. Отсутствие практики весьма ощутимо давало о себе знать.

— Наша Хранительница просто мозг! — высказалась Джулия, перекладывая с руки на руку раскладную табличку со знаком розы ветров да черным маслянистым иероглифом на обратной стороне. Рядом с каждым углом восьмилучевой звезды стояли иероглифические надписи, обозначавшие, вероятно, стороны света, хотя одну из них итальянка расшифровала как «дань свободе», а другая живо напомнила ей о нагромождении туч и драконов — устойчивая ассоциация, возникавшая при написании кандзи «многозначный». — Она прислала тебя лишь в качестве курьера?

Кенийка помотала головой и смущенно заулыбалась.

— А-а-а, выходит, соскучилась! — протянула Венто.

— Я, может, еще пригожусь, — сказала Клеопатра, пряча глаза.

— Ты очень вовремя, доложу я тебе, — сообщила ей Джулия, укладываясь на землю. — Потому что синьор Кимура действует на меня, как стимулятор на кролика: хочется бежать во все лопатки.

Африканка посерьезнела.

— Я, конечно, в людях разбираюсь плохо, но, по-моему, он не так и ужасен, твой синьор Кимура. Странный — да, но ведь у каждого свои странности. Опасаюсь, как бы ему не сделалось дурно на такой-то жаре!

— Если ты о плаще, то на месте Кристиана я бы уже спеклась, что тыквенный пирог! — заявила Джулия и, обернувшись, встретила его обжигающий взор. — Брр! Как я рада, Клео, что ты здесь! Нам была просто необходима буферная зона, знаешь, какой-нибудь амортизатор, иначе я бы не выдержала его напора.

Кенийка сочувствующе кивнула и тоже улеглась на траву.

— Когда-нибудь твоя стойкость вменится тебе в праведность.

Над нею деловито пролетела пчела и, пожужжав возле Джулии, с размаху плюхнулась на желтую макушку одуванчика. Где-то в роще орудовал клювом неугомонный дятел да пищала в кустах многострадальная пташка. Клеопатре было неприятно ощущать на себе лазерный взгляд человека-в-черном, тем паче, что взгляд этот предназначался явно не ей.

«Хороша же я, путь не в качестве курьера, зато в качестве защитного экрана! — серчала она. — Любовное пламя — тоже огонь, и я меж двух огней». Ей отчего-то вспомнился рассказ почтенного племенного шамана, рассказ о гражданской войне, от которого кровь в жилах стыла. Припомнились ей также и беспорядки десятилетней давности, когда она вместе с братом и матерью вынуждена была прятаться в неприветливой саванне, чтобы не подвернуться под руку изуверам или не стать жертвой лихой пули. Брата зарезали, половину воинов истребили, а тех, кто не успел схорониться, заживо сожгли в ёнканге. Дикое было время… Чело Клеопатры омрачилось — не посещали ее такие мысли в саду.