Светлый фон

— За измену Родине? — сделал большие глаза Антон.

— Меня обвинили в шпионаже в пользу… Великобритании.

— Зная тебя, Евгений, я не могу представить себе этого.

— Так вот. Отсидел я полсрока за колючей проволокой. И вдруг объявляют, что я реабилитирован за отсутствием состава преступления. Представляешь мое состояние? И радость, и злоба. Но не озлобленность.

— Не мог написать мне?

— Я боялся поставить тебя под удар. Прошел бы, как «связь с врагом народа».

— А потом… Потом что было? — не терпелось Антону узнать.

— После освобождения из тюрьмы обосновался в Краснодарском крае. В кубанской станице мне дали клочок земли. Спасибо, люди добрые помогли поставить саманную лачугу. Но мне уже не под силу управляться о хозяйством. Все-таки годы берут свое. Прокормиться можно. Но человеку надо большего! Вот и приехал в Москву, чтобы в гражданских правах окончательно восстановиться, выхлопотать военную пенсию. Намерен попасть на прием к Председателю Комитета, если примет, конечно. Хочу побывать также в Комитете парт-контроля при ЦК КПСС.

— Но как же так… На чем хоть основывалось обвинение?

— А ни на чем. В КГБ ЦРУ была подброшена фальшивка. В ней намекалось на мои будто бы тайные связи с английской Интеллидженс Сервис. У нас же приняли намек за чистую монету. Поверили всему, что там было написано.

— И всего-то? И никаких доказательств…

— Но в голову мне приходят разные мысли. Я был слишком хорошо осведомлен, насколько ошибочны были решения руководства страны, принятые вопреки тому, о чем ориентировала и предупреждала его внешнеполитическая разводка. А от опасных свидетелей кто же не стремится избавиться!?

— Выходит, что в Америке посидел в тюрьме, а потом и у себя дома — тоже. Ужасно! Но в чем смысл твоей компрометации американцами? Ведь они судили тебя как советского разведчика. И, казалось бы, этого им вполне достаточно.

— Кому-то, видно, и там захотелось отыграться на мне дважды. В служении разведке прошли лучшие годы моей жизни, — глубоко вздохнул Стародубцев.

— Теперь понятно… Но если тебя реабилитировали, то в Первом главке должны и оценить по достоинству все, что сделано тобой для Отчизны.

— Я не жду ни благодарностей, ни наград. Но и духом, как видишь, не пал. Обидно только за старость в одиночестве.

— Почему в одиночестве? — спросил Антон и осекся.

— Нет у меня больше семьи, — с грустью произнес Евгений, — Жену, незабвенную Катюшу, похоронил в чужой стране. И покоится ее прах на заброшенном кладбище под чужой фамилией. А ведь она была не только другом, но и моей напарницей. Я — резидент, она — радистка, связная. И работали мы, понимая друг друга с полуслова. Службу свою несли тихо, как и подобает профессионалам. Как бы тяжело ни было, старались не проявлять видимых эмоций, сохранять ровное настроение. Даже если на душе кошки скребут и ноги подкашиваются от усталости. Разумеется, это требовало от нас обоих колоссальных усилий. Родное имя свое забывали. Думали на чужом языке! Родину часто вспоминали. Это придавало силы. Но больше — тосковали по ней, по своим родным и близким.