Светлый фон

Говорили, будто в редакции шел спор — публиковать сообщение о смерти Галицына или дать информацию о злодейском его убийстве. Князя нашли недалеко от ресторана «Тройка» мертвым, со следами ранения в область сердца. Жизнь Галицына прервало тонкое жало стилета, проникшее в грудную клетку сзади, видимо, когда он шел ночью домой. Князь всегда возвращался из ресторана пешком. И всегда один. Кто-то настиг старого, уже уставшего жить на этой грешной земле князя…

Кто-то. Не Ольшер. Ольшер воспринял смерть Галицына как личную неудачу. Галицын должен был передать ему сведения о человеке, похитившем на втором километре Берлинского кольца пакет. «Этот человек жив, — сказал Галицын, — и находится где-то недалеко». И добавил, что сведения о нем получил из Мюнхена от работника Туркестанского национального комитета, фамилию которого тоже назовет, но это будет уже «особое соглашение». Ольшер ждал князя в двенадцать ночи у главного вокзала. И не дождался.

Обычную причину, способную задержать человека, Ольшер сразу отбросил. Практика разведки обычные причины исключала — если не явилось на встречу лицо, обладающее важной тайной, значит, случилось несчастье — кто-то, заинтересованный в тайне остановил идущего или преградил ему путь.

На следующий день Ольшер поехал в район Фабрикштрассе отыскивать князя. Крошечная надежда все же таилась в душе капитана — а вдруг старик занемог, просто занемог. Имеет право человек вопреки закону разведки заразиться гриппом или испортить себе желудок; наконец, почувствовать боль в сердце! Кстати, сам Ольшер последнее время часто вздрагивает от какого-то неприятного покалывания в груди. Надежда была крошечная, такая крошечная, что уже на пути к Фабрикштрассе растаяла. К тому же Ольшер не нашел квартиры князя: упрямый старик не назвал адреса, а лишь намекнул на существование какого-то обшарпанного подъезда в сером доме, большом сером доме. Серых домов на Фабрикштрассе было много, слишком много для одной улицы, а обшарпанных подъездов еще больше. И не в домах и подъездах дело. Ольшер понял, что нет князя. Вообще нет. Старик слишком пунктуальный и слишком строгий по отношению к себе человек — он не мог не прийти, если бы даже почувствовал боль в сердце…

И все же вечером капитан заглянул в «Тройку». Последняя надежда на встречу. Даже не надежда, а обязанность, что ли, необходимость проверить себя и проверить князя.

Галицына не было. Не пришел князь, не занял своего обычного места у стены. Впрочем, и места не оказалось. Почему-то столик передвинули. За ним восседала многолюдная компания эмигрантов.