«А старика нет, — подсказал «аисту» Саид. — Жаль, конечно, но что поделаешь: пути господни неисповедимы. Десять лет стоял он на этих ступенях, взимая дань жалости и сострадания с людей, а когда минул его срок — упал. Прямо на ступени. И его долго не уносили. День был дождливым, и никто не приходил к храму. Собачка, что коротала свой век у ног нищего, выла, звала кого-то, но храм был слишком далеко от города, и ее не услышали…»

Старика не было. «Аист» это не сразу понял. Он попытался найти его. Обошел храм, потоптался среди людей, сверил время — десять утра, все точно — и вернулся на площадку. Старика нищего не было. Тогда «аист» понял. Смятение охватило его. Испуганно озираясь, он кинулся вниз по лестнице, к подножию холма…

Саид едва поспевал за длинноногим шарфюрером. Нет, он не думал догонять его, но и выпустить из виду не мог. Ему надо было узнать, куда направляется «аист». Обязательно узнать, иначе снова исчезнет след и потребуется время на поиски. Время, полное неожиданностей и риска.

Где его гнездо?

«Аист» не полетел в гнездо. Видимо, он получил сегодня отпуск от полковника, от кого же еще мог шарфюрер получить разрешение на прогулку по городу с адресом на листовке, и теперь распоряжался свободой по собственному усмотрению.

Никаких оригинальных желаний, пока он спускался по лестнице, у шарфюрера не родилось, и через четверть часа перед ним открылись двери кафе на бульваре Республики. «Аист» нырнул в гущу цветных столиков и вынырнул в противоположном конце зала, где заливалась вином компания легионеров. Саиду пришлось пройти мимо кафе, сделать вид, будто его интересуют аллеи под платанами и смуглые нимки, прохаживающиеся праздными стайками по бульвару. Назад он вернулся спустя какое-то время, достаточное для того, чтобы о нем забыл гарсон, стоявший у входа. Саид занял свободный столик и заказал бутылку вина. В конце концов можно было отметить этот день и эту встречу.

«Аист» пил и шумел. Пил много и звал куда-то своих друзей. Но пьян он не был, только казался пьяным. И это понимал Саид. Еще в Юрачишках коротыш сказал ему, что «лайлак» не пьянеет, тем более от сухого вина. За другими столиками сидели немцы — из частей гарнизона и зондеркоманды — и тоже пили. Но вели себя тихо. Молчали. И молчание было каким-то неестественным и тревожным. Мрачным было — немцы ждали открытия еще одного фронта, теперь здесь, во Франции, и это не сулило ничего приятного, тем более, что на Восточном фронте германская армия терпела поражение за поражением и надежды на реванш уже не было. Только вчера газеты сообщили о сдаче Севастополя, еще раньше советские войска вошли в Одессу. Геббельс заговорил о защите рейха. Впервые о защите… У самого выхода пристроились власовцы. Те лишь пугливо поглядывали на своих молчаливых союзников и иногда перебрасывались скупыми словами. Стаканы их были пусты. Вино не тешило роавцев.