— Верно!.. Правильно!
— Ясно, товарищи, — подытожил Чухломин и помолчал. — Будем соблюдать все формальности. Голосуем... Кто за то, чтобы сложить оружие и сдаться на милость неприятеля, как ультимативно потребовали повстанцы, — поднимите руки!
Ответом было молчание. Никто даже не пошевелился, будто на всех внезапно накатило оцепенение.
— Кто за то, чтобы отстаивать город до предельной возможности и тем, кто уцелеет, защищаться в остроге, стоять до последнего? — ровно, не меняя тона, спросил Чухломин. На лбу его высыпали и набухали, на глазах увеличиваясь в размерах, капли пота. — Поднимите руки!
Медленно поднялись и замерли неподвижно неестественно выпрямленные руки со сжатыми пальцами.
— Единогласно! — выдохнул Чухломин и рукавом, от локтевого сгиба до обшлага, провел по лбу; не удержался и выкрикнул: — Мировую революцию совершат только самые стойкие и непримиримые!.. Введите парламентера!
Сыч замялся было у входа, но потом решительно, не глядя по сторонам, прошел к столу. Впрочем, показная лихость его тотчас испарилась. Лицо комиссара было сурово. Глаза его напомнили Ваське булавочные острия. Они, казалось, вот-вот вопьются в его переносье.
«Не к добру это! — перетрусил парламентер, не замечая, что челюсть у него отвисла. — Господи Исусе, матерь пресвятая богородица, вынесите меня отсюда живым, сберегите от петли и пули!.. В первый же праздник поставлю вам пудовые свечи!»
— Наш ответ краток: врагам рабочих и крестьян, заклятым врагам Советской власти красные бойцы не сдавались и не сдадутся! Все! Можете быть свободными!
Голос комиссара был глухой, негнущийся. И у Васьки по спине процарапал своими противными колючими коготками холодок. Сыч машинально поклонился и подумал, ощущая неприятное сокращение мышц где-то в области пониже поясницы: «А теперь покажут мне, где пиво раки пьют!.. Только бы не мучили...»
К немалому удивлению и радости Васьки, его провели на то же самое место, где задержали, и с миром отпустили на все четыре стороны. Сыч вытащил из-под полушубка свою простыню-охранительницу и пошел, ожесточенно размахивая ею.
«В зад бы не всадили!» — подумал Васька, испытывая зуд в ягодицах, и невольно оглянулся. Не совладав с собой, он прибавил шаг. Потом во весь опор припустил к опушке.
Назарка увлеченно напевал себе под нос. Мотив был протяжный, однотонно-вибрирующий, с правильно чередующимися подъемами и спадами. Назарка импровизировал, что вот с утра после чаепития он снаряжал патроны. Много, хорошо зарядил. Пыжи забиты крепко. Надежные патроны — не осекутся, не подведут... Назарка намотал на шомпол чистую фланелевую тряпицу, втолкнул в дуло и начал энергично гонять из конца в конец. Затем оборвал песню и заглянул в ствол. На отполированном, отливающем кольцами различной яркости металле редко были разбросаны черные крапинки.