На рассвете взвод Фролова подняли по тревоге. Красноармейцы расхватали оружие и через минуту были на своих местах. Вдоль опушки накапливались, на ходу рассыпались в цепь беляки. Зачастили одиночные выстрелы. Потом слитно громыхнул залп. Торопливо, словно стараясь опередить один другого, застучали пулеметы. Густые цепи врага, подобные ничем не удержимому обвалу, приближались к линии обороны. В морозном утреннем воздухе повис туман, образованный пороховой гарью и испарениями человеческих тел. Пули напоминали ос, растревоженных в своем гнезде и роем бросившихся на обидчика.
Залпы, пулеметные очереди, отдельные выстрелы, победные выкрики и вопли раненых, слова команды и матерщина — все слилось в сплошной переливчатый гул, страшной лавиной надвигалось на город.
Лежавшим красноармейцам становилось жарко. Пот застилал глаза, мешал смотреть. Назарка нетерпеливо сшибал его тыльной стороной руки, коротким взмахом поправлял шапку и вновь припадал к нагревшемуся ружью. В те минуты он ни о чем не думал, не испытывал ни радости, ни страха, ни горечи, ни сожаления. Автоматически, выработавшимися со временем движениями он загонял патрон в казенник, навскидку ловил цель на мушку и нажимал на теплый от пальца спусковой крючок. Иногда выбитый пулей из балбаха закаменевший осколок коровьего навоза впивался в лицо, и бисеринки крови, прочертив по щеке алые полоски, застывали на воротнике. Назарка ничего не замечал и не чувствовал боли.
То тут, то там вдруг вздрогнет красноармеец, привскочит, будто послышалась ему команда: «Вперед! В атаку!», и медленно осядет или опрокинется на бок. Вот уже винтовка выскользнула из разжавшихся пальцев, и убитый сполз вниз. Но некогда было смотреть, как умирали красные бойцы. Пододвинется другой красноармеец на освободившееся место, приладится, чтоб было поудобнее, и на время позабудет о товарище. Нет, вспоминали о них, когда в подсумках у живых не оставалось патронов... Легко раненные, наскоро перевязавшись, оставались в строю. Тяжело раненных волоком оттаскивали до ближней юрты. Там сдавали их на попечение бледных, но мужественно ведущих себя женщин, которых собрал Чухломин.
Пуля попала Фролову в руку, но он продолжал стрелять. При каждом движении из дырки на рукаве сыпались красные шарики. Тепляков то и дело утирал со лба кровь, заливающую глаза. Пуля скользнула по виску.
Беляки подходили по всем правилам — перебежками. Тут вскочил отрядник, потом в другом месте, еще, еще. Не уследишь: в глазах рябило. И все ближе, ближе. Уже отчетливо стали видны опухшие, изможденные лица, разгоряченные спиртом и бегом. Вот белоповстанцы поднялись все разом.