— Видишь ли… Он всегда держался левых взглядов: презирал черносотенцев, возмущался бесправием народа, тупостью и произволом царских властей. Он сочувствовал передовым идеям, помогал революционерам, даже прятал их. Но сам он человек умеренного склада, весь ушел в свою агрономию. Не в его натуре политическая борьба. В нашей семье хватит двух горячих голов — дяди Яши и тети Оли… А наш папа старается, как агроном, просвещать народ и так бороться с отсталостью деревни и народной нищетой. Но в феврале я не узнала папу. По три раза в день выступал он на селянских сходах перед церковью.

— Он как, на бочке стоял или с брички выступал? — поинтересовался Юра и про себя подумал: «Эх, вот бы мне рядом с ним стоять, с винтовкой и «лимонкой» на поясе!»

— Он с церковной паперти говорил, — продолжала мама, улыбнувшись. — Поздравлял селян с долгожданной революцией, свергнувшей гнилой царский режим. Теперь, когда народ свободной России сам будет управлять, говорил отец, надо прежде всего подумать о справедливом и разумном распределении земли — главного народного богатства. Его из толпы каждый раз спрашивали о земле. И он отвечал, что к земле присосались тунеядцы, что должна она принадлежать только тем, кто работает на ней. Бывший раб царей и помещиков должен стать хозяином земли и работать на ней умно, грамотно. Ну, его слишком прямо поняли… Через несколько дней селяне поехали делить землю Бродских, Бергов, Лавровых и других помещиков. Черкесы и офицеры, гостившие у помещиков, набросились на крестьян, началось кровопролитие. Два черкеса и трое крестьян были убиты. Тебе эти подробности ни к чему. Бродские и другие помещики стали угрожать отцу, пожаловались комиссару Временного правительства, будто бы агроном Сагайдак подстрекает народ к разбою. Отец, чтобы избежать неприятностей, уехал.

— Куда?

— В Полтаву. Ты ведь знаешь, бабушка умерла… А потом еще куда-то…

— Он приедет?

— Сюда навряд ли. Здесь уже вместо него другой директор училища. Папа пишет, что временно работает, очень занят… Возможно, он приедет летом к нам в Судак отдохнуть.

— Значит, мы едем в Крым?

— Он так решил. Ждем только конца твоего учебного года. Это май.

— Я могу ехать хоть сейчас! — выпалил Юра.

— Что значит «хоть сейчас»? — удивилась мать.

Юре очень не хотелось огорчать ее, но все равно придется, этого ведь не избежишь. И он обо всем рассказал.

— Это ужасно! Тебя исключили из гимназии?! Юрочка, такое страшно даже вслух произнести… Что же ты наделал? Как я об этом отцу напишу? И так — беда за бедой… — Она горестно замолчала.