– Но, сударь, – возразил Людовик, – этот Калиостро был большим врагом королей.

Жильбер припомнил дело с ожерельем.

– Быть может, скорее королев, ваше величество?

От этого укола Людовик вздрогнул.

– Да, – согласился он, – в истории с принцем Роганом он занимал довольно двусмысленное положение.

– Ваше величество, здесь, как всегда, Калиостро занимался самым человеческим делом: он пробовал. Для него в науке, морали, политике не существует ни хорошего, ни дурного, а есть лишь установленные явления, приобретенные сведения. Впрочем, я вам уступаю, ваше величество. Я лишь повторю, государь, что порицание, которого часто заслуживает человек, в один прекрасный день может обернуться похвалой, поскольку потомки часто пересматривают мнения о людях, но я ведь учился не у человека, ваше величество, а у философа и ученого.

– Ну, полно, полно, – проговорил король, двойная рана, нанесенная гордыне и сердцу которого, еще кровоточила, – мы совсем позабыли о графине, а она, возможно, страдает.

– Если ваше величество желает, я ее разбужу, но мне хотелось бы, чтобы шкатулка прибыла сюда, пока она спит.

– Это еще почему?

– Чтобы избавить графиню от слишком уж жестокого урока.

– А вот, кстати, и шкатулка, – заметил король. – Подождите.

И действительно: приказ короля был выполнен со всею аккуратностью, и шкатулка, взятая в доме де Шарни из рук полицейского Тихой Сапой, появилась в королевском кабинете перед самой графиней, которая, впрочем, ее не видела.

Король жестом показал, что все в порядке, и офицер, принесший шкатулку, удалился.

– Итак? – проговорил Людовик XVI.

– Итак, государь, перед вами похищенная у меня шкатулка.

– Откройте, – распорядился король.

– Государь, ваше желание для меня закон. Я только хотел бы предупредить ваше величество кое о чем.

– О чем же?

– Как я уже имел честь говорить вашему величеству, в этой шкатулке содержатся документы, которые очень легко прочесть и даже забрать и от которых зависит честь женщины.

– А эта женщина – графиня.