– Вы заблуждаетесь, сударь.

– Кто-то вызвал ваше недовольство, какой-нибудь мужчина?

Андреа побледнела.

– Никто не вызывал моего недовольства, сударь, я пришла от короля.

– Прямо от него?

– Прямо от него, можете справиться у его величества.

– Если так, – сказала Мария Антуанетта, – значит, графиня права. Король ее очень любит и знает, что я тоже слишком к ней привязана, чтобы хоть чем-нибудь огорчить.

– Но вы же произнесли имя, – продолжал настаивать Шарни.

– Имя?

– Ну да, когда начали приходить в себя.

Андреа взглянула на королеву, словно прося о помощи, но та то ли не поняла, то ли не пожелала понять, и подтвердила:

– Да, вы произнесли имя некоего Жильбера.

– Жильбера? Я произнесла имя Жильбера? – воскликнула Андреа со столь заметным ужасом, что граф испугался его даже сильнее, нежели ее обморока.

– Да, – подтвердил он, – вы произнесли это имя.

– В самом деле? – удивилась Андреа. – Вот странно.

Словно небо, только что разорванное вспышкой молнии, лицо молодой женщины, исказившееся было при звуке рокового имени, постепенно вновь обрело свое обычное выражение, и лишь какой-то мускул на этом прекрасном лице продолжал едва заметно подрагивать, как замирают на горизонте сполохи ушедшей грозы.

– Жильбер? – повторила она. – Не знаю.

– Да, Жильбер, – подтвердила королева. – Постарайтесь припомнить, любезная Андреа.

– Но, ваше величество, – обратился граф к Марии Антуанетте, – это, вероятно, простая случайность, графине такое имя неизвестно.

– Нет, отчего же, – возразила Андреа, – оно мне известно. Это имя одного ученого, искусного врача, прибывшего из Америки, который, кажется, был там связан с господином де Лафайетом.