– Я, ваше величество?

– Да, вы. Я ведь все правильно понимаю, не так ли? Вы – другое дело, вы любите Францию исключительно ради нее самой.

– Ваше величество, – поклонившись, отвечал Жильбер, – я проявил бы неуважение к вам, если бы не был откровенен.

– Какое ужасное время! – вскричала королева. – Люди, считающие себя порядочными, разделяют два понятия, которые всегда должны идти вместе – Францию и короля. Разве один из ваших поэтов не написал трагедию, где у королевы, которая лишилась всего, спрашивают: «Что же у вас осталось?» И она отвечает: «У меня, как у Медеи, осталась сама я[184], и мы еще посмотрим».

И королева в гневе вышла из гостиной, оставив Жильбера в крайнем изумлении.

Эта вспышка приоткрыла перед ним уголок завесы, за которой зрела контрреволюция.

«Понятно, – входя к королю, подумал Жильбер, – королева что-то замышляет».

«Что ж, – подумала королева, возвращаясь к себе, – с этим человеком решительно ничего нельзя поделать. У него есть сила, но нет преданности».

Бедные монархи, для которых слово «преданность» – синоним слова «раболепство»!

XVI. Что замышляла королева

XVI. Что замышляла королева

Повидавшись с королем, который был настолько же спокоен, насколько взволнована королева, Жильбер вернулся к г-ну Неккеру. Король рассуждал, строил планы, размышлял о законодательной реформе. Этот добрый человек с мягким взглядом и прямой душой, сердце у которого было изъедено предрассудками, проистекавшими из его королевского положения, упорно боролся с пустяками вместо того, чтобы заниматься серьезными делами, возникавшими перед ним. Он упорно пытался заглянуть своими близорукими глазами за горизонт и не замечал, что у ног его зияет пучина. Этот человек внушал Жильберу глубокую жалость.

Королева же была иной, и при всей своей невозмутимости Жильбер чувствовал, что она относится к тем женщинам, которых надо страстно любить или смертельно ненавидеть.

Вернувшись к себе, Мария Антуанетта почувствовала, что на сердце ей навалилась огромная тяжесть.

И действительно, ни как у королевы, ни как у женщины у нее не было рядом какой-нибудь опоры, на которую она могла бы переложить хоть часть гнетущей ее ноши.

К кому бы она ни обращала взор, везде ей чудились неуверенность и колебания.

Придворные беспокоились за свои состояния и обращали их в деньги.

Родственники и друзья думали о том, чтобы покинуть страну.

Преданнейшая из фрейлин Андреа постепенно отдалялась от нее душой и телом.

Самый благородный и любимый из мужчин – Шарни – был оскорблен ее капризом и пребывал в сомнениях.