– Катрин – душа нашей семьи, – просто сказал Бийо, желая прояснить свою мысль.
В знак согласия Жильбер поклонился.
– Это все? – поинтересовался Питу.
– С моей стороны – да, – сказал Бийо.
– А с моей – нет, – вмешался Жильбер.
– Слушаю, – проговорил Питу, готовый претворить в жизнь только что услышанную пословицу.
– Я дам тебе письмо, и ты пойдешь с ним в коллеж Людовика Великого, – начал Жильбер, – отдашь письмо аббату Берардье, и он приведет к тебе Себастьена. Ты привезешь его ко мне, я его обниму, после чего ты доставишь его в Виллер-Котре, где передашь заботам аббата Фортье, чтобы мальчик не терял понапрасну время. По четвергам и воскресеньям его будут отпускать с тобой, смело заставляй его бродить по полям и лесам. Будет лучше, – и для моего спокойствия, и для его здоровья, – чтобы он был там, а не здесь.
– Я все понял! – вскричал Питу, радуясь возобновлению дружбы детства и одновременно испытывая более сложное чувство, вспыхнувшее в нем при звуке волшебного имени Катрин.
Он встал и распрощался с Жильбером, который улыбался, и с папашей Бийо, который был задумчив.
Затем Питу выбежал из кабинета, направляясь к аббату Берардье за своим молочным братом Себастьеном.
– А мы – за работу! – сказал Жильбер папаше Бийо.
XV. Медея
XV. Медея
После душевных и политических волнений, о которых мы уже рассказали читателю, Версаль немного успокоился.
Король вздохнул свободнее; вспоминая порой о том, каким испытаниям подверглась его гордость Бурбона во время поездки в Париж, он утешал себя мыслью о вновь вспыхнувшей народной любви к нему.
Тем временем г-н де Неккер трудился и мало-помалу терял популярность.
Что же касается знати, она начала готовиться – то ли к предательству, то ли к сопротивлению.
Народ был начеку и ждал.
Королева, замкнувшись в себе, уверенная, что всеобщая ненависть направлена именно на нее, стушевалась; она старалась не появляться на людях, так как знала: несмотря на то что ее ненавидят, многие возлагают на нее свои упования.
После поездки короля в Париж она видела Жильбера лишь мельком.