– У меня уже есть сидр, госпожа Бийо.
– Может быть, тебе больше хочется водки?
– Водки?
– Да, ты небось приохотился к ней в Париже?
Добрая женщина предполагала, что за две недели отсутствия Питу мог приобрести дурные привычки.
Питу гордо отверг это предположение.
– Водки я в рот не беру, – сказал он.
– Тогда рассказывай.
– Если я начну рассказывать, то мне придется все повторять, когда придет мадемуазель Катрин, а рассказ у меня долгий.
Два-три человека ринулись в прачечную за Катрин.
Следом за ними устремились все остальные, но в это время Питу машинально оглянулся на лестницу, которая вела на второй этаж, и в проеме двери, распахнувшейся от сквозняка, заметил Катрин, глядевшую из окна.
Катрин смотрела в сторону леса, то есть в сторону Бурсона.
Она была так погружена в созерцание, что не обратила ни малейшего внимания на суматоху и на все, что происходило в доме: ее занимало лишь то, что делалось снаружи.
– Э! Эх! – со вздохом сказал Питу. – Да, так она и глядит в сторону леса, в сторону Бурсона, туда, где жил господин Изидор де Шарни!
И он испустил новый вздох, еще жалобнее первого.
Тут вернулись гонцы, обыскавшие не только прачечную, но каждый уголок в доме, где могла быть Катрин.
– Ну? – спросила г-жа Бийо.
– Барышни нигде нет.
– Катрин! Катрин! – позвала г-жа Бийо.
Девушка не слышала.