– Господин аббат, ваше имя пропечатают в газете господина Прюдома.

– Мое имя в газете господина Прюдома! – вскричал аббат.

– С похвальным отзывом о вашей гражданской доблести.

– Лучше позорный столб! Галеры!

– Неужели вы отказываетесь? – настаивал Питу, но уже более вяло.

– Отказываюсь и изгоняю тебя прочь.

И аббат пальцем указал Питу на дверь.

– Это произведет на людей дурное впечатление, – продолжал Питу, – вас обвинят в отсутствии патриотизма, в измене. Умоляю вас, господин аббат, не подвергайте себя такой опасности.

– Сделай из меня мученика, Нерон! Лишь об этом я и прошу! – воскликнул аббат, сверкая глазами и походя более на истязателя, чем на жертву.

Питу он показался именно истязателем, и Питу поскорее обратился в бегство.

– Господин аббат, – сказал он, делая еще шаг, – я мирный депутат, посланец, явившийся для мирных переговоров, во избежание кровопролития; я пришел…

– Ты пришел разграбить мой склад оружия, как твои сообщники разграбили Дом инвалидов.

– И заслужили тем самым множество похвал, – напомнил Питу.

– А ты заслужишь уйму ударов плетью, – парировал аббат.

– Ох, господин Фортье, – ответствовал Питу, издавна знакомый с орудием аббата, – неужели вы так грубо нарушите права человека?

– Сейчас увидишь, негодяй! Погоди же!

– Господин аббат, я как посол пользуюсь неприкосновенностью.

– Погоди же!

– Господин аббат! Господин аббат! Господин аббат!!!

Питу добрался до двери, выходившей на улицу, по-прежнему лицом к противнику; далее следовало либо принять бой, либо бежать.