Вертопрах сказал бы: «Оболью ее презрением, сделаю так, чтобы ей стало стыдно своих похождений и прочих пакостей. Нагоню на нее страх, ославлю на весь свет, чтобы закаялась бегать на свидания».

Но Питу, великодушный, добрый Питу, ошеломленный счастьем и винными парами, сказал себе, что заставит Катрин устыдиться, как она могла не любить такого парня, как он, а когда-нибудь потом признается ей, что раньше думал о ней дурно.

Надо добавить еще вот что: чистосердечный Питу и в мыслях не допускал, что прекрасная, чистая, гордая Катрин оказалась для г-на Изидора не просто смазливой кокеткой, которая заглядывается на кружевное жабо, да на кожаные кюлоты, да на сапоги со шпорами.

Впрочем, стоило ли хмельному Питу так страдать, если бы Катрин и впрямь прельстилась шпорами и жабо?

Рано или поздно г-н Изидор уехал бы в город, женился бы на какой-нибудь графине и больше не взглянул бы на Катрин – тем бы дело и кончилось.

Вот какие достойные старца мысли внушило нашему отважному начальнику арамонской национальной гвардии молодящее старцев вино.

Итак, чтобы поубедительнее доказать Катрин свой добрый нрав, он решил взять назад все обидные слова, которые наговорил ей в течение вечера.

Но сначала нужно было вернуть назад самое Катрин.

Для пьяного, если у него нет часов, время не существует.

Часов у Питу не было, и пройди он десять шагов за порог, его бы развезло, как Вакха или его возлюбленного сына Феспида[241].

Он уже не помнил, что расстался с Катрин более трех часов назад и что путь до Пислё занимает у Катрин самое большее час.

Он ринулся прямиком через лес, храбро продираясь сквозь чащу и не желая петлять вместе с торной дорогой.

Оставим его блуждать под деревьями, в кустах, в колючих зарослях, сокрушая то ногой, то палкой принадлежащий герцогу Орлеанскому лес, который в ответ немилосердно хлестал его и царапал.

Вернемся к Катрин, которая вслед за матерью ехала домой, погруженная в задумчивость и отчаяние.

Неподалеку от фермы есть болотце; в этом месте дорога сужается и двум лошадям рядом не проехать – только гуськом.

Мамаша Бийо поехала вперед.

Катрин последовала за ней, как вдруг ей послышался тихий призывный свист.

Она обернулась и разглядела в темноте галун на фуражке, принадлежащей лакею Изидора.

Она помедлила, чтобы мать отъехала подальше, и та спокойно продолжала путь, зная, что ферма в какой-нибудь сотне шагов.

Лакей приблизился к Катрин.