– Барышня, – сказал он, – господину Изидору надобно повидать вас нынче же вечером; он просит, чтобы в одиннадцать часов вы встретились с ним, где сами скажете.

– О боже! – промолвила Катрин. – С ним приключилась беда?

– Не знаю, барышня, нынче вечером он получил из Парижа письмо, запечатанное черным сургучом; я здесь вас уже час поджидаю.

Часы на церкви Виллер-Котре пробили десять; удары плыли на бронзовых крыльях по воздуху один за другим.

Катрин огляделась.

– Что ж! Здесь темно, безлюдно, – сказала она. – Я буду ждать вашего хозяина на этом месте.

Лакей вскочил на лошадь и галопом умчался.

Дрожа с головы до ног, Катрин вернулась на ферму следом за матерью.

О чем еще хочет поведать ей Изидор в столь поздний час, как не о какой-нибудь беде?

Любовные свидания обыкновенно бывают обставлены не столь зловеще.

Но дело было не в этом. Изидор просит о свидании ночью, и ей все равно – когда и где: она согласилась бы ждать его хоть в полночь на кладбище в Виллер-Котре.

Поэтому она даже не раздумывала, а поцеловала мать и ушла к себе в спальню.

Мать, питая к девушке полное доверие, разделась и легла.

А если бы бедная женщина что-нибудь и заподозрила? Все равно по приказу главы семейства хозяйкой теперь стала Катрин!

У себя в спальне Катрин не стала ни раздеваться, ни ложиться.

Она ждала.

Она слышала, как пробило половину одиннадцатого, потом три четверти одиннадцатого.

В три четверти одиннадцатого она задула лампу и спустилась в столовую.

Окна столовой выходили на дорогу; она отворила одно окно и ловко спрыгнула на землю.

Чтобы вернуться в дом тем же путем, она не заперла окно, а только прикрыла ставень.