Что будет, когда иссякнут силы? Сколько еще может продержаться Серебренников? Минуту? Две?.. Конечно, и эта минута имеет большое значение. Нельзя дать Горскому уйти. Но как это сделать?

Пожалуй, решение может быть только одно: обмануть Горского, притвориться убитым. Пусть он расстанется со своим укрытием. На мгновение — больше не нужно...

А если прежде чем открыться, Горский выстрелит?.. Значит, конец... Но ведь другого выхода нет!.. И какой-то внутренний голос приказывает: не медли!

Серебренников падает навзничь, откидывая руку с пистолетом в сторону.

Горский видит залитого кровью майора. Готов! Губы растягиваются в усмешке. Он высовывается из-за баллона, и сразу слепит выстрел...

Последним напряжением сил Серебренников подползает к Горскому. Дышит!

«Ну хорошо!»— думает майор. Он хочет подняться, но силы окончательно оставляют, и почему-то кажется, что кладут на кушетку, На ту самую кушетку, возле обклеенного окошка, где умирал отец.

«Не хочу, не хочу!»

«А ты подведи часы».

«Зачем?»

«Чтобы доктор скорей пришел»...

И кто-то подхватывает его слова;

— Скорей, доктор!

Серебренников с трудом открывает глаза. Видит склонившегося над ним полковника Заозерного.

Рассвет наступает рано. Это Серебренников знает. Обычно тихо бывает в предрассветный час. А у него разламывается голова от страшного шума. Он приподнимается на локте.

— Лежите!— говорит кто-то рядом.— Вам надо лежать.

И тогда он понимает, что летит в самолете. В том самом самолете, наверно, который обещал послать генерал.

Становится плохо.

— Кислород!— говорят где-то очень далеко.

Он снова приходит в чувство.