— Если старый король Панда умрет, — спрашивала она меня, — который из его сыновей будет его преемником — Умбелази или Сетсвайо? А если он не умрет, кого из них назначит своим наследником?

Я ответил, что я не пророк, и ей лучше спросить об этом Зикали-мудреца.

— Это очень хорошая мысль, — сказала она, — но мне не с кем пойти к нему, отец не позволит мне ходить с Садуко. — Затем она захлопала в ладоши и прибавила: — О Макумазан, сведи меня к нему! Мой отец доверяет тебе.

— Да, я полагаю, — ответил я, — но вопрос в том, могу ли я себе доверять?

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила она. — Ах, я понимаю! Стало быть, я значу для тебя больше, чем черный камушек, годный только для игры?

Я думаю, эта моя неудачная шутка впервые заставила Мамину призадуматься. Во всяком случае, после этого ее отношение ко мне изменилось. Она стала очень почтительной, прислушивалась к моим словам, как будто они были невесть какой мудростью, и часто я ловил на себе ее взгляд, полный восхищения. Она стала делиться со мной своими заботами и своими надеждами. Она спрашивала меня относительно Садуко. На этот счет я ответил ей, что если она любит его и ее отец разрешит, то лучше ей выходить за него замуж.

— Он мне нравится, Макумазан, хотя иногда надоедает, но любовь… О, скажи мне, что такое любовь, Макумазан?

— Я думаю, — ответил я, — что в этом вопросе ты более сведуща и могла бы и меня научить.

— О Макумазан, — ответила она почти шепотом, опустив голову, — разве ты когда-нибудь дал мне возможность?!

— Что ты этим хочешь сказать, Мамина? — спросил я, начиная нервничать. — Как мог я… — и остановился.

— Не знаю, что хочу сказать я, Макумазан, — воскликнула она, — но хорошо знаю, что хочешь сказать ты, — что ты белый, как снег, а я черная, как сажа. А снег и сажу нельзя смешать вместе.

— Нет, — серьезно ответил я, — и снег, и сажа в отдельности красивы, но при смешивании дают грязный цвет. Я не хочу сказать, что ты похожа на сажу, — прибавил я поспешно, боясь ее обидеть. — У тебя цвет кожи, как твое запястье, — и я дотронулся до бронзового браслета на ее руке, — очень красивый цвет, Мамина, как и все в тебе красиво.

— Красиво, — сказала она, тихонько заплакав, что вывело меня из равновесия, так как я не переношу женских слез. — Как может быть красивой зулусская девушка?! О Макумазан, природа плохо поступила со мной, дав мне цвет кожи моего народа, а ум и сердце — твоего. Если бы я была белая, то моя красота принесла бы мне пользу, потому что тогда… тогда… ты не можешь догадаться, Макумазан?

Я покачал отрицательно головой, и в следующую минуту пожалел, потому что она начала объяснять.