Умбелази ответил, пожав плечами:

— Пока ничего не знаю, но несомненно узнаю многое прежде, чем солнце поднимется над горизонтом.

Вдруг порывом ветра сорвало с головного обруча Умбелази страусовое перо. Шепот ужаса пронесся по радам. Дурное предзнаменование!

Перо мягко упало к ногам Садуко. Он поднял его и воткнул обратно в обруч Умбелази, проговорив:

— Да удастся мне, о королевич, возложить корону на голову сына Панды, избранного судьбой.

Эта ловкая речь разрядила общее уныние и вызвала радостные крики, а Умбелази кивком головы и улыбкой поблагодарил Садуко за находчивость. Я же обратил внимание на то, что Садуко не упомянул имени «сына Панды, избранного судьбой» и на чью голову он надеялся возложить корону. Панда же имел много сыновей, и этот день должен был показать, кого из них избрала судьба.

Джон Дэн и сопровождавшие его отряды отбыли, чтобы попытаться склонить к миру наступавших узуту. Умбелази, Садуко с конвоем отбыли тоже к главному корпусу войска изигкозов, занявшему позицию слева от нас. «Сидя на своих копьях», как говорят туземцы, они ждали атаки. Я остался один с амавомбами.

Я заставил себя выпить кофе, сваренный для меня Скаулем, и проглотить что-нибудь съестное, но, честно говоря, не помню более невеселого завтрака, чем этот. Я был уверен, что это последний день моей жизни. Больше всего меня удручало то, что я умру один среди дикарей. Ни одного белого лица! О, как я сердился на себя, что влез в это страшное дело! Уж лучше бы я нарушил слово, данное Панде, и уехал с Джоном Дэном, когда он звал меня.

Но вскоре я забыл эти мрачные размышления, следя за развитием событий с вершины сопки. С нее открывался великолепный вид на все поле битвы. Вскоре ко мне присоединился старик Мапута. Я спросил его, как он думает, придется ли ему сегодня вступить в бой.

— Думаю, придется, — весело ответил он. — Мне кажется, узуту не слишком превосходят количеством изигкозов, ты же знаешь, Панда приказал помочь Умбелази в опасности. Подбодрись, Макумазан. Я уверен, что еще сегодня ты увидишь наши копья, обагренные кровью. Тебе не придется рассказывать белым, что амавомбы трусы, которых ты плетками не мог погнать в бой. Нет, нет, Макумазан. Я думал, что мне, старику, придется умереть дома, как корове, но судьба благоволит ко мне сегодня, и я увижу еще одно большое сражение — мое двадцатое сражение. С этими самыми амавомбами я сражался во всех крупных битвах Лютого владыки, а также за Панду против Дингана.

— Может быть, это будет твое последнее сражение, — сказал я.

— Полагаю, что так, Макумазан. Какое это имеет значение? И мне, и всему королевскому полку уготована такая славная смерть! О ней будут говорить внуки и правнуки. О, развеселись, Макумазан! Судьба и тебе дает возможность сражаться. Ибо знай, Макумазан, что мы, жалкие черные солдаты, ожидаем, что ты покажешь нам сегодня, как нужно сражаться, а если нужно, то и умереть.