Чингачгук был занят своим туалетом, когда Зверобой вошел в каюту ковчега и бросил ему несколько вещей из грубого, но удобного платья, принадлежавшего Хаттеру.

– Джудит прислала это для твоего употребления, любезный вождь, – сказал Зверобой, бросая куртку и штаны к ногам индейца, – потому что крайне неблагоразумно разгуливать тебе в военной одежде. Вымой хорошенько лицо, чтобы не осталось на щеках грозных следов этой уморительной раскраски. Вот шляпа, которая придаст тебе почтенный вид американской цивилизации, как говорят миссионеры. Вспомни, что Уа-та-Уа возле нас и, заботясь об этой девушке, мы не должны в то же время забывать о других. Знаю, что тебе далеко не по сердцу эти платья, выкроенные для белых людей, но что же делать, любезный друг: необходимость иной раз сильнее всякой привычки.

Чингачгук, или Змей, поглядел на костюм Хаттера с искренним отвращением, но понял, что переодеться полезно и, пожалуй, даже необходимо. Заметив, что в «замке» находится какой-то неизвестный краснокожий, ирокезы могли встревожиться, и это неизбежно должно было направить их подозрение на пленницу.

А уж если речь шла о его невесте, вождь готов был снести все что угодно, кроме неудачи. Поэтому, иронически осмотрев различные принадлежности костюма, он выполнил указания своего товарища и вскоре остался краснокожим только по цвету лица. Но это было не особенно опасно, так как за неимением подзорной трубы дикари с берега не могли как следует рассмотреть ковчег. Зверобой же так загорел, что лицо у него было, пожалуй, не менее красным, чем у его товарища-могиканина. Делавар в новом наряде двигался так неуклюже, что не раз в продолжение дня вызывал улыбку на губах у своего друга.

Однако Зверобой не позволил себе ни одной из тех шуток, которые в таких случаях непременно послышались бы в компании белых людей. Гордость вождя, достоинство воина, впервые ступавшего по тропе войны, и значительность положения делали неуместным всякое балагурство.

Трое островитян – если можно так назвать наших друзей – сошлись за завтраком серьезные, молчаливые и задумчивые. По лицу Джудит было видно, что она провела тревожную ночь, тогда как мужчины сосредоточенно размышляли о том, что ждет их в недалеком будущем. За столом Зверобой и девушка обменялись несколькими вежливыми замечаниями, но ни одним словом не обмолвились о своем положении. Наконец Джудит не выдержала и высказала то, что занимало ее мысли в течение всей бессонной ночи.

– Страшно подумать, Зверобой, что нашим пленникам и бедной Хетти грозит, может быть, величайшая опасность. Мы непременно должны что-нибудь придумать для их освобождения.