— Ах, Александра, — произнесла она со всей доступной ей задушевностью, — когда твое французское с тебя слетает, так любо-дорого посмотреть, даром, что худенькая. И лицо — очень недурное… кабы только еще и мальчишку из себя не корчила, а, как подобает девице, себя всегда вела. Так, гляди, еще и хорошую партию сделаешь! Ты не бойся, как время выйдет, я об этом подумаю… А что делать станешь? Вроде сироты — при живой матери. Ой, что это я, про сирот-то? Еще накличу, не дай Бог! Виктору возвращаться, а я про сирот завела.

Лулу, не задумываясь о «партиях» и другом, мало ее интересующем, спросила, нельзя ли тетке не ездить к Любе? Но, оказалось, это дело решенное: «как Виктор приедет, чтобы, значит, хоть повидаться». Что и говорить, для Лулу замена была неравной. Разлучаться с теткой, тем более, неизвестно насколько, может быть, и навсегда, было для нее весьма и весьма грустно, а по отцу она абсолютно не скучала и даже угрызений совести не испытывала по этому поводу.

Потом она позанималась — попробовала самостоятельно разобраться в Ваниной брошюрке. Ваня все же, тайком от остальных, дал секретную книжечку, напечатанную на газетной бумаге. Он шепнул, что считает ее товарищем, оказавшимся по недоразумению в стане врагов. И еще долго горячился, прибавляя что-то насчет пропаганды. Он сказал, что, конечно, «придется попотеть — это тебе не слезливый романчик». Вот Лулу и устроилась возле стола, положив на всякий случай рядом книгу потолще, чтобы прикрыть в случае чего желтоватые листы. Старое кресло, которое по ее просьбе недавно притащили из библиотеки, делало привычную розовую комнату более солидной. Забравшись в него с ногами, Лулу почувствовала себя настоящей конспираторшей. Она честно «потела», но налоги, земельная реформа, прибавочная стоимость остались для нее туманностями, непонятно как связанными с сегодняшними событиями. На всякий случай она выписала вопросы, чтобы задать их Ване в удобный момент. И не просто выписала, а шифром, который они забавы ради придумали как-то с Виконтом. Если кто-нибудь узнает… Глубоко запрятанная, все же теплилась и другая мысль — вдруг Виконт по старой памяти постучит к ней. Она тогда сделает вид, что случайно сказала «да-да» и не успела спрятать книжку. Они бы поговорили, и жизнь бы стала понятнее и надежнее.

После не особенно плодотворных «занятий» встретила на лестнице направляющуюся в розовую комнату Доминик и вынуждена была вместе с ней вернуться. Мать приказала переодеться, сама выбрав одежду. Лулу влезла в светло-сиреневое с кружевными вставками платье неохотно, она предполагала до обеда пробежаться до хутора — интересно было послушать, что говорят собирающиеся на лужке люди. Теперь это невозможно — платье нежное-нежное, как пена, высоко поднятые на ленте волосы дочери Доминик тоже сама выложила длинными локонами и повесила ей на шею тонкие бусы из аметистовых квадратиков. Ну, куда в таком виде на хутор, еще и в сиреневых тканых туфельках на каблучках? Это не близко.