— Должно отступать уже. Ты же выздоравливаешь. Просто боишься, ждешь. Давай руку.

— Одну руку мало. Поднимите меня на свои руки целиком… на минуту. Вы ведь можете…

— Могу. Пожалуйста.

— Вот так хорошо. Даже глаза могу закрыть. Какая разница!

— Ну, спи! — он поудобнее перехватил Сашу и стал прохаживаться по комнате.

— Почитайте мне стихи…

— Что мне спеть в этот вечер, синьора? Что мне спеть, чтоб вам сладко спалось?

— Вы же не знаете колыбельных?

— Есть такой поэт. Блок. Наш современник. Это его слова.

— Стихи? А я, почему не читала?

— Потому что читаешь бессистемно. Впрочем, рано тебе.

— Раньше вы меня подобными высказываниями не оскорбляли…

— Господи! Раньше я тебя с ложечки не кормил и на руках не укачивал.

— Сейчас я вывернусь и упаду на пол. Есть больше не буду. Если я вам надоела, так и скажите. И уходите тогда. Просто бросьте на пол и идите…

— Ну, какие там песни пела тебе Катяшка? Без этого не обойдется, я вижу. Начинай. Может быть, мне удастся уснуть. Лошади спят стоя, я попробую на ходу.

— Поленька, — она повернула обеими руками его голову, чтобы видеть синие глаза, — прошу вас, так прошу, спойте еще раз эту: «Йо те вольо…».

Виконт неопределенно хмыкнул:

— Ты и в самом деле уснула на первом куплете. От восхищения, видимо. Что ж спою еще. Вот, как нельзя, к случаю…

Он, улыбнулся с оттенком иронии и совсем тихим голосом пропел куплет, которого в первый раз не было:

— Про кого вы поете? Про Ненну какую-то? А браслетик мой не упал? — Теперь Саша решила поговорить, раз он сказал, что она засыпает от его пения. Но он встряхнул ее и тихо прикрикнул: