— Миколка, чем же мы распилим ему цепи? — Лютов посмотрел на меня.

— Нечем. Меня приговорили к мучительной смерти. Капут, капут.

Лютов осмотрел цепи, спросил:

— Как тебя зовут?

— Вилли Фрейлих. Освободите от мучения…

— Вот оказия! Такого я не ожидал. И цепи нельзя разорвать.

— Нельзя, нельзя, — подхватил Фрейлих. — Но нельзя и мучиться мне долго. — Он вдруг показал на люк: — Иди туда. Десять ступенька вниз, и десять шагов вправо, и тут коридор, решетка. Там пороховой склад. Одна граната, и фас поднимется в воздух…

Лютов открыл люк, юркнул в шахту. Немец кивнул ему вслед:

— Смелый… С одним таким я строил форт. Русский, он из Керчи. А дочь его зовут Варей…

— А он Григорий? Тишкин? — закричал я.

Фрейлих не успел мне ответить — из люка показался Лютов. Он был бледен, но глаза его светились. Подойдя к Фрейлиху, Лютов тихо сказал:

— Комрад, умрем вместе?

— Иван Иванович! Ванечка! — понял я намерения Лютова. — Ты этого не сделаешь. Пожалей жену Варю…

Лютов приказал:

— Ты перебежишь через ров по перемычке, через десять минут выстрелишь из ракетницы в сторону левого фаса! Прыгай!

Я стоял, не сходил с места.

Фрейлих схватил меня под мышки и, звеня цепями, выбросил через проем наружу…

— Ванечка! — закричал я, увидя, как левый фас форта, разламываясь, всей своей махиной поднимается к небу. — Иван Иванович…

Штурмовые полки, проломив кирпичные стены, по образовавшимся перемычкам бросились на ту сторону канала, где и шли приступом на уцелевшую, оглушенную часть форта, карабкались наверх с криком «ура»…

А вскоре из уцелевших и полуразрушенных железобетонных казематов начали выходить с белыми флагами вражеские солдаты и офицеры…