Алешкин слышал, а мы еще не слышали. И вдруг сквозь толщу гула, стона и скрипа дрожащей земли пробился слабый, еле уловимый голос, похожий на мяуканье голодного котенка. Лицо лейтенанта почернело, а Грива прошептал:

— Дите!..

И тут он, лейтенант Алешкин, сорвался, мелькнул в проеме. И мы разом бросились к пролому в стене глядеть.

— Шутоломный! — сказал Пальчиков. — Фашист ему голову белым покрасил, а он, чудак…

Никто не отозвался. Молчали.

Прошла минута, а может, и больше, и из окна горевшего во дворе домика выпрыгнуло видение с огненными крыльями… Крылья взметались, и казалось, что вот-вот они оторвут от земли конька-горбунка, поднимут и унесут в темное бездонье неба. Но огнисто-крылатое видение бежало и потом, когда оставалось до лаза метров десять, что ли, сбросило с себя горевшее — и мы увидели Алешкина с большим и кричащим свертком в руках.

Одеяло, которое он набросил на себя, чтобы уберечь от огня шинель, лицо, дожирало пламя, а мы уже рассматривали сверток. В свертке оказалась девочка лет пяти-шести. Она тут же перестала плакать. А мы все шарили по пустым карманам, ища, чем угостить, и, конечно, гадали, как ее зовут. А Пальчиков сказал:

— Так Варюхой мы ее назовем, товарищ лейтенант?

— Или Параськой, — предложил Грива.

— Отведи в ванную комнату, там безопаснее. И накорми! — приказал мне Алешкин.

Размоченный сухарь девочка съела.

— Варюха… — сказал я.

— Никс Варюфа. Их хайсе Эльза[6].

— Возьми, — протянул я девочке кусочек потемневшего сахару. Она мгновенно отправила его в рот. И взглядом попросила еще. Я начал искать, зная, что больше у меня нет ни крошки. И тут заметил на полочке пакетик галет, открыл — десять штук.

Скрипнула дверь, вошел Пальчиков. Он кивнул на галеты:

— Это я припас на всякий случай: кто знает, как повернется дело. А может, нас окружат. И вообще продукты надо беречь. На доставку не рассчитывай.

Но и девочка уже заметила, задрав головку.

— Момент, — сказал Пальчиков и потянул меня в комнату с небольшим бассейном. — Меня ведь черябнуло, — сказал Пальчиков.

— Куда, покажи, — попросил я.

Он снял штаны. Ягодица была в крови.