– Да, Луиза! – ответил я.

Она нажала пружину и открыла дверь.

– Они все разошлись, но перед рассветом опять примутся за поиски. Вам поэтому нужно или скрываться здесь в течение, быть может, нескольких дней, или спасаться бегством сейчас!

– Как выйти отсюда?

– Только одним путем – через часовню. Дверь в нее закрыта, но я могу показать вам место в стене, откуда настоятели наблюдали за монахами; вы же храбрые: там можно соскочить на пол и через окно в алтаре выбраться на улицу. Собаки привязаны, но вы должны спешить – времени мало!

– Хотя эта женщина и не говорила ничего, но, похоже, мы найдем в часовне большое общество! – сказал я сеньору. – Дон Педро и его сын отправились беседовать с пленниками. Риск очень велик, но не лучше ли ему подвергнуться, чем ждать здесь?

– Да, гораздо лучше! – ответил Стрикленд после минутного раздумья. – Лучше сразу действовать, чем чахнуть в этой дыре. К тому же мы прибыли сюда, чтобы встретиться с индейцем, и, следовательно…

– А что скажет Молас? – спросил я своего товарища.

– Слова сеньора мудры, а мне совершенно безразлично, куда меня поведет тропа жизни: направо или налево, – смерть все равно стережет меня!

Не без некоторого труда выбрались мы через потаенную дверь и очутились в длинном проходе. Впереди шла Луиза, ведя меня за руку, остальные также следовали друг за другом. Женщина вся дрожала, так как между индейцами существовало поверье, что в часовне появляются привидения. Но когда мы завернули за угол низкого прохода и очутились в окне среди стенных карнизов, Луиза остановилась как вкопанная, с ужасом глядя вперед и шепча заплетающимся языком:

– Матерь Божия! Привидения, привидения!

Она упала бы без чувств, если бы я не поддержал ее. Здесь место было шире. Я показывал вам его, сеньор Джонс, еще в первое ваше посещение. Я осторожно пробирался вперед, за мной следовал сеньор Стрикленд, а за ним – Молас. Могу поручиться, что ни один монах, наблюдавший отсюда, никогда не видел более страшного зрелища. Вся алтарная часть была освещена луной, светившей через высокое окно, и большим фонарем, который дон Педро держал в руках, но вскоре поставил на престол. Его свет осветил группу из четырех лиц: самого дона Педро, его сына, старика-индейца и молодую девушку. Пленники были привязаны к колоннам у алтаря. Девушка приковала к себе все мое внимание. Распущенные волосы окаймляли изможденное страданиями лицо, но лицо это было так прекрасно, от него веяло таким благородством, что зрелище сразу брало за душу. Она была индианка, но таких я еще никогда не видел среди своего народа: цвет кожи был почти совершенно белым, а волосы черными волнистыми прядями спадали ниже колен. Все лицо озарялось ясным взглядом больших темно-синих глаз. При довольно высоком росте удивительная стройность еще сильнее подчеркивалась складками белого платья. Внешность Зибальбая вполне соответствовала описанию Моласа. Худое, длинное, с белыми волосами и бородой лицо, орлиный нос, высокий худощавый стан с какой-то царственной осанкой. Его одежда была разорвана, обнажая мускулистое тело, на руках и на открытой груди виднелись кровавые полосы, причина которых, несомненно, заключалась в лежавшем на полу окровавленном биче. Учащенное дыхание и струившийся пот с лица дона Хосе показывали, кто был палачом старика.