Но та и не подумала ответить, ссутулившись, словно ей на плечи накинули непомерный груз, дошла Анастасия до Сиринги и стала успокаивать, поглаживая ту по крупу. Когда же лошадка притихла, девушка обхватила ее шею, прошептала что-то в лошадиное ухо и, вжавшись в растрепанную гриву, заплакала. Элен растеряно смотрела на сжавшуюся фигурку новой знакомой, не зная, как приободрить и помочь ей, ведь смуглянка успела ей понравится куда сильнее, чем хотелось. И в носу защипало, а на глаза набежали слезы от одного взгляда на осиротевшую белую лошадь, понуро опустившую голову к земле, будто отдававшую последнюю дань памяти, а может быть и плача, за гривой не было видно.

За воротами не раздавалось ни звука, таинственный злодей, похитивший Феону, исчез и не подавал признаков жизни, во всяком случае, пока. Дворик, укрывший беглянок от преследования, имел круглую форму, в центре которого рос высоченный с мощным необъятным стволом дуб, до нижних веток которого не дотянулась бы ни одна лошадь, задери она голову. Стены дворика не имели ни одного окна, зато в них было пять дверей, черных уменьшенных копий, как у ворот.

Шаркая ногами по мелкой каменной плитке, которой была вымощена земля, Элен побрела было к лучнице, но остановилась у Нефелы, стоявшей в сторонке и понуро взиравшей на хозяйку.

– Какая ты красавица, Нефела, настоящее дымчатое облако. – Произнесла девушка в задумчивости, поглаживая лошадку по крупу. – Не обижайся на нее, она сейчас нужнее Сиринге, ты же понимаешь это. Правда? У тебя умные глаза.

Нефела лишь покачивала головой, то ли в знак согласия, то ли просто в успокоении от принимаемых слов и ласк.

– Я пойду, Нефела. Твоей хозяйке нужна помощь, а мне ее. – Элен провела рукой по спутавшейся гриве и повернулась, чтоб идти.

Вдруг руку ее что-то стянуло очень туго и она обернулась. Вокруг локтя мощными витками закручивалась лошадиная грива, сама по себе. Глаз Нефелы потемнел и устрашающе уставился на девушку. Та стала вырываться, но чем сильнее она старалась вызволить руку из плена, тем сильнее затягивался конский волос на руке, угрожая передавить до синевы кожу. Боль перешла в легкое онемение, и вот тут из пасти животного долетел голос:

– Спаси единственную! Сохрани чистоту! Охрани последнюю!

Элен перестала дергаться и в ужасе смотрела на полураскрытую пасть лошади, из которой только что вылетели слова безусловно все того же знакомого голоса.

– Я сделаю все, только отпусти! – Прокричала она.

Волос ослаб, а кобылий глаз снова стал прежнего серого оттенка. Девушка высвободила занемевшую руку из силка гривы, а лошадка непонимающе следила за ее действиями.