– Не вздумайте закурить, – предупредили их в траншее уже другие голоса.

– Я им закурю, – незло засмеялся часовой, видимо, тоже почувствовав их состояние, – по уху прикладом…

Воронцов хотел было что-то сказать часовому, но усталость была настолько сильна, что и языком шевельнуть стоило неимоверных усилий.

– Туда, – приказал часовой.

Вскоре они остановились перед землянкой, вход в которую был завешен шинелью.

– Товарищ лейтенант! – позвал часовой.

Шинель вздрогнула, и из чёрного зева землянки выбрался человек в новенькой шинели, которая здесь, в траншее, вместе со своим щеголеватым, затянутым в скрипучие ремни владельцем, нелепо пахнущим одеколоном, казалось пришелицей из другого мира. Лейтенант, видимо, только что побрился. Он был застёгнут на все пуговицы, как перед построением полка. Он взглянул на них и спросил:

– Откуда?

– С Извери. Шестая рота, – ответил Воронцов.

– Доложите по полной форме, – оборвал его лейтенант, скрипнув ремнями.

– Товарищ лейтенант, группа боевого охранения в количестве пяти человек прибыла в пункт назначения для выполнения дальнейших распоряжений. С нами также ефрейтор тысяча триста шестнадцатого полка Карамышев. Документы имеются. Старший группы сержант Воронцов. – И Воронцов отнял ладонь от каски.

– Как он оказался среди вас? Почему в боевой группе посторонний?

– Он не посторонний. Полк держал оборону вместе с нами. Точнее, мы – вместе с полком. Командир полка майор Алексеев убит. Остальные кто убит, кто рассеян. Ефрейтор Карамышев после того, как группа выполнила приказ держать дорогу до полудня десятого числа, отошёл вместе с нашей группой.

– Ладно, товарищ сержант. Хотя бы внятно и понятно. Шестеро, значит. Кто ещё был с вами?

– В составе группы был курсант Селиванов. Он погиб. Левее нас на юг должна была действовать ещё одна группа.

– Кто ею командует?

– Сержант Смирнов. – И у Воронцова мелькнула мгновенная надежда. – Вам что-нибудь о них известно, товарищ лейтенант?

– Вопросы пока буду задавать я. На левом фланге вы, таким образом, действовали двумя группами?

Воронцов молчал. «Что это, – думал он, – недоверие, проверка или желание показать свою власть и подчинить своей воле?»

– Ну? Отвечайте же? – В голосе нетерпение и раздражение.