Невероятная мысль поразила его: неужели Сафар-бей? Но нет, это невозможно!.. Невозможно!..

Тогда кто же? Больше некому… Нет сомнений, Сафар-бей! Наверное, раскололась, раздвоилась его янычарская душа, встревожилась, заметалась совесть – и в сердце все настойчивей, все упорнее застучало давно забытое, а теперь силой обстоятельств воскресшее имя – Ненко. Имя это исподволь начало овладевать сознанием, как второе «я». Пересилит ли, вытеснит ли оно когда-нибудь ненавистное имя – Сафар-бей?

7

7

Гайдуки старались оторваться от наседавших спахиев Гамида и полдня петляли по тайным звериным тропам Старой Планины. Но скрыться не удалось. Гамид проявил исключительную настойчивость. Без отдыха преследовал он отряд Младена и настиг его в урочище Джембендере.

Здесь разгорелся бой. Гайдуки засели в узком ущелье. Дали два залпа по наступающим, но не остановили их. Разъяренный бегством Звенигоры, Гамид во что бы то ни стало хотел разгромить повстанцев, схватить их вожаков и отобрать фирман, а потому гнал своих людей в наступление, не считаясь с потерями.

Спахии рвались в рукопашный бой. Воспользовавшись тем, что гайдуки перезаряжали янычарки, они с криком и визгом ринулись в узкий проход.

– Алла! Алла! – дико орали разинутые рты.

– Вперед, друзья! – раздался голос воеводы Младена. – Не посрамим земли болгарской! Вперед!..

С высоко поднятой саблей он первым кинулся на врагов. Плечом к плечу с ним шли Драган и Арсен. В атаку ринулись все гайдуки, за исключением Златки, Якуба и Яцька. Они остались с ранеными и охраняли лошадей.

В мрачном скалистом ущелье столкнулись две лавины. Заскрежетала сталь… Упали первые убитые. Воинственные крики стихли. Слышались лишь отрывистые возгласы бойцов да стоны раненых. Рубились люто, не отступая ни на шаг. Серые камни покрылись кровью.

У гайдуков выделялись два клина, глубоко врезавшихся в строй спахиев, – острие первого составляли Младен, Арсен и Драган, второго – Спыхальский, Грива и Роман. Младен рубился молча, сожалея в душе, что невозможно добраться до Гамида, стоявшего в тылу своих воинов. Зато Спыхальский, люто встопорщив усы, без умолку осыпал врагов проклятиями да присказками, без которых не мог обойтись даже в вихре лютой сечи.

– Сгинь к чертям! – гремел его голос. – Пся крев!

Свистела его сабля – и поляк продвигался на шаг вперед.

– Ого-го, мерзавец, а ты кто таков? – обращался он к следующему врагу, нападавшему на него. – Откуда взялся, сучий сын! Никак хочешь померяться со мною силой? Прошу, прошу… но не пеняй, пан, если придется до смерти носить на своей морде мой подарок! Н-на! Получай!..