Леопольд, чтобы не видеть этой жалкой картины, отошел к краю холма. Внизу, по дороге, двигались бесконечные толпы беженцев. Люди были напуганы и злы.
Ему вспомнилось, как ночью карета остановилась и форейтор[121] крикнул в темноту:
– Дорогу императору! Эй, вы, слышите?
– Заткнись, выродок! – послышался грубый мужской голос. – Твой император, грязная вонючая свинья, вместо того чтоб защищать Вену, обмарался с перепугу и бежит куда глаза глядят! А мы ему – давай дорогу? Кукиш с маком не хочешь?
Тогда он еле сдержался, чтобы не позвать охрану, рванулся к оконцу, но в плечо ему впилась рука жены.
– Леопольд, оставь! Какая темень кругом! Разбойники могут искалечить нас… А охрана наша неизвестно где!
Он долго не мог успокоиться – дрожал от гнева и возмущения…
Вдруг внимание императора привлекли какие-то бурые пятна на фоне голубого неба за Дунаем, над горой Каленберг, где был расположен Камальдульский монастырь.
– Майн либер, – подозвал Леопольд молоденького солдата, – посмотри, что там?
Солдат прищурился, всматриваясь.
– Дым, ваше императорское величество. Что-то горит!
– Что-то горит… Там нечему гореть, кроме монастыря, – задумчиво произнес император и вдруг вздрогнул. Внезапная мысль ужаснула его. – Постой, постой… Значит, там… турки… или татары… О майн готт![122]
Вскоре над Каленбергом появились малиновые языки пламени. Черными столбами поднимался дым. Сомнений не было – горел монастырь. Совсем близко! Летучие татарские отряды за полдня могли добраться правым берегом до Клостернойбурга и до Тульна, а там, переправившись через Дунай возле Штоккерау, перерезать дорогу на Линц.
Леопольд еще раз взглянул на пожар и засеменил трусцой к карете. Мажордом уже вернулся, но с пустыми руками.
– Все разбежались, ваше величество, – смущенно сообщил он, умолчав про то, что в трех домах застал хозяев, но они, узнав, кому нужна провизия, наотрез отказались что-либо продать, даже выругали его.
Леопольд, безнадежно махнув рукой, велел запрягать лошадей.
9
9
Первые турецкие полки спахиев подошли к Вене 12 июля, но повсюду вблизи австрийской столицы уже пылали села, усадьбы феодалов, монастыри. В них побывали акынджи, которые налетали, словно смерч, грабили, убивали жителей, предавая все огню и мечу.
Утром следующего дня спахии подступили к городу с юга и с запада. В полдень сильный отряд приблизился к предместьям. Чтобы не оставлять их врагу, Штаремберг приказал поджечь там все, что могло гореть.