Я пошел к яме, и чем ближе подходил к шляпе, тем легче был мой шаг. Я остановился на краю шурфа, оставшись незамеченным, а когда англичанин в очередной раз выпрямился, снял с него шляпу.

— Черт! Кто это там…

Он разогнулся, и без того огромный рот раскрылся еще шире. Вот он, добрый толстый нос со знакомым нарывом, слегка запыленным; очки от неожиданности свалились на землю.

— Ну что, сэр, — спросил я его, — отчего же вы не подождали меня на канале Анана?

— О Боже! — вскричал он, наконец. — Кто это? Вас же нет в живых!

— Пусть так. Тогда перед вами святой дух. Вы не боитесь духов старых знакомцев?

— Нет, нет!

С этими словами он выпрыгнул из шурфа. Мы обнялись.

— Вы живы, мистер! Вы живы! А Халеф?

— Он тоже здесь. И еще двое знакомых.

— Кто же это?

— Билл и Фред, я забрал их у хаддединов.

— А! Быть не может! Вы были у хаддединов?

— Больше двух месяцев.

— А как же я вас не нашел?

— Кто этот человек на стене?

— Мой слуга. Я нанял его в Дамаске. Пойдемте, мистер, надо о многом поговорить.

Он повел меня обратно к отверстию в стене, залез туда и скоро вернулся с бутылкой и стаканом. То был шерри, настоящий добрый шерри.

— Подождите, те двое тоже должны выпить с нами!

Я позвал ирландцев и стал свидетелем сцены, от созерцания которой у меня выступили слезы. Оба парня рыдали, как крокодилы, а Линдсей выделывал целые пантомимы, выражая свою радость.