Светлый фон

- Телятину обратно поставь, - шепотом сказал ей вслед Малокрошечный.

Он ушел во вторую комнату, принес сахарницу и, сев на лавку возле стола, стал щипцами колоть сахар на маленькие кусочки.

- А вы, значит, гражданина Бакина навестили? - спросил он, оскалившись. - Ну, как они живут с моей бывшей супругой?.. Счастливо?

- Очень, - коротко сказал Тикачев.

- Странные времена пошли! - пожал плечами Малокрошечный. - Совершенно отсутствует у людей совесть. Живут напротив меня, законного мужа, и не испытывают никакого стыда. Это же, понимаете, необыкновенно! Ну, ограбь, обворуй, убей, но стыдись! Нет, я наблюдаю с их стороны самый бесстыдный вид. Будто меня и нет и не было.

Мы молчали. Спорить с ним не хотелось. Он сверкал зубками и щелкал щипцами. В сонном моем сознании смешивались щипцы и зубки, и мне казалось, что зубками он быстро-быстро перекусывает кусочки сахара.

- Три шестьдесят, - мрачно сказал дядька.

- Что, что? - не поняв, переспросил Малокрошечный.

- Три шестьдесят получается, а не три восемьдесят. - Дядька вытянул руку и стал загибать пальцы. - Рубль семьдесят пять - кровати и рубль студень - два семьдесят пять, и сорок пять самовар - три двадцать, и сорок копеек сахар - три шестьдесят.

- А двадцать копеек обслуга, - обиженно сказал Малокрошечный. - Заработную плату плачу по профсоюзной ставке. За обслугу двадцать копеек недорого.

- Про обслугу не говорилось, - настаивал дядька. - Тоже надо совесть иметь.

- А налоги? - с пафосом произнес Малокрошечный.

- Ладно, - сказал Харбов, - берите двугривенный за обслугу. Все равно на нас много не наживете. Мы народ бедный. С Катайкова небось больше нажили.

Малокрошечный опустил глаза в землю, будто разговор зашел на темы, говорить о которых ему не позволяла скромность.

- У нас для всех одинаковая цена, - сказал он.

- Куда они от вас поехали? - спросил Харбов.

- Кто - они?

- Катайков, Гогин, Тишков, Булатов и девушка, которая с ними была.

- Знать ничего не знаю, - сказал Малокрошечный. - Пришли, заказали, что хотели, заплатили, что следует, и ушли. Для меня все одинаковы.

- Ну, а тот? - спросил Харбов.