— Ничего с ним страшного не случилось, голова слегка разбита и три ребра поломаны, — сообщил Юрка, — скоро назад привезут. Чекист быстро с области приехал, рыскает уже во всю по зоне. А насчёт Петиного предложения ты что думаешь?
— Ничего не думаю, и думать не желаю.
— Беда, а что они предлагают, по нашим понятиям не западло, — знающе сказал Юрка.
— Не знаю, какие у вас понятия, но лычку я одевать не буду. Мне и так неплохо живётся. Досрочного освобождения мне не видать, как и тебе. Фенюшкин ни Шамиля, ни фаныча мне не простит никогда. Он будет постоянно за мной рысачить, и агентурную сеть свою около меня точняк уже расставил. Семьдесят дней осталось мне до совершеннолетия, репутацию свою на красную повязку разменивать и не подумаю, хоть они и обещают золотые горы.
Саботаж
Саботаж
Вечером он зашёл к Петру Егоровичу, вежливо и категорично отказался от сделанного им предложения, пообещав, что за дисциплиной он и без актива присмотрит. А трепать нервы и ощущать ответственность перед всем коллективом, может дать сбой его больному сердцу. Самохину он также обещал помочь встать на ноги, давая полезные советы в его командирских начинаниях. Пётр Егорович с неподдельным сожалением принял отказ Беды, но поблагодарил его за честный и правдивый ответ. Осторожно при этом, предупредив, что у Беды после этого будет перспектива окончить среднюю школу только в исправительной, а не воспитательной колонии.
После их разговора, через три дня Витьку Гесса увели из школы на этап, не дав ему ни с кем попрощаться. На его кровать лёг пришибленный Самохин.
Беда сразу поставил его на разграничение обязанностей. Запретив подпускать близко к себе его бывшее низкопробное окружение, чтобы не превратить отделение в чушмарский уголок:
— Твоё дело, на первых порах слушать во всём меня и Бороду. Соблюдай суворовский порядок, чтобы чистым был и опрятным. Чаще мойся и следи за своим внешним видом. Сапоги перед входом снимай и чисти их по десять раз в день, замени робу и телагу. Ко мне в таком задрипанном виде ни в школе, ни на территории не подходи. Хвост при мне не распушай ни на кого, — отшибу. Блатовать, тем более не помышляй. Вот с таких условий, будешь перекраивать себя, и готовить к свободе. Если будешь стучать и писать рапорта на меня или пацанов, вспоминай Шамиля. Он сейчас в санчасти лежит и без посторонней помощи не может повернуться на шконке. И ходит только под себя. Ни у кого нет желания утку ему подавать. И не вздумай закрывать сюда вход моим друзьям. Сам знаешь, они ко мне каждый день ходят. Если в чём — то будут сомнения, самостоятельных решений не принимай. Не бойся, спрашивай совета. Понял?