– Тогда я останусь здесь для наблюдений.

– Вы можете оставаться при нем только в течение суток.

– Вы правы, попробуем воспользоваться положенным временем.

– Кроме того, я должен немедленно известить судебную власть, которая в свою очередь обязана известить генерального консула Соединенных Штатов. Боже мой, Боже мой, что это за ужасное событие, особенно после тех угроз, которые были высказаны браминами. Все скажут, что мы его умертвили, и что тогда будет с несчастными, взятыми в залог за его жизнь?!

– Не летаргия ли это?

Страх, удручающий начальство, распространился сперва на всех служащих, а далее и за стенами тюрьмы, по мере того как Калькутта узнавала о смерти арестанта. Угроза браминов напугала даже самых смелых, так как она относилась не к одним лишь пятистам заложникам, она мрачно и таинственно витала над всем городом, который в случае смерти Бессребреника ожидало страшное бедствие – чума.

Прибыл американский консул, весьма взволнованный. Он заговорил весьма решительно, резко упрекая власти за их непозволительную беспечность и намекая на то, что подозревает преступление, совершенное наемным убийцей.

Он пожелал видеть тело капитана и там разразился новыми упреками, которые вовсе озадачили англичан, обыкновенно довольно дерзких с иностранцами. Он резко обличал всю процедуру, желание облечь все в тайну и возмущался, узнав, что арестант был закован в цепи.

Ему робко возразили, что этого требовала безопасность государства.

– Что мне за дело до вашего государства и его безопасности! – прервал консул со своей американской бесцеремонностью. – Если у вас есть права, то есть и обязанности, утвержденные международными кодексами. А вы оставляете тело здесь, на вашей скверной лазаретной кровати…

– Над ним проводятся наблюдения…

– Мне нет дела до ваших наблюдений!… Я требую, чтоб вы, если не сумели или не хотели позаботиться о нем, пока он был жив, по крайней мере отдали ему те почести, которые подобают ему по положению и состоянию. Что же касается до того, чтоб предупредить его несчастную жену об этой странной и подозрительной смерти, то этого права я не уступлю никому постороннему.

Он отбыл с весьма высокомерным видом, оставив в крайнем замешательстве английских чиновников, которые все более и более теряли со страху голову; затем он велел отвезти себя на яхту, и здесь его дипломатия поколебала даже непоколебимых до тех пор часовых. К своему великому удивлению, он увидал, что миссис Клавдии уже известна роковая новость. Она была очень бледна, с сухими, лихорадочно блестящими глазами, но все-таки молодая женщина казалась крепче, чем он мог предположить. С большим трудом и вежливостью он уверил ее в своей преданности и просил не отказываться от его помощи.