— И когда же это произойдет?
— Все давно готово для торжеств,— ответил Кассиус Аста.— В тюрьму посажено столько узников, что увлекательные бои уже обеспечены. Я знаю об этом, так как тюремщики вынуждены запирать в одни и те же камеры белых и чернокожих, в обычное время такого смешения не происходит.
— Так и этих негров держат здесь для той же цели?
— Конечно.
Тарзан окликнул Дуденду, которого приметил сразу, как вошел в камеру.
— Послушай-ка, малый, эти негры тоже из твоего племени?
— Нет,— ответил Дуденда слабым голосом.— Они все из деревни возле Кастра Сангвинариуса.
— Вчера все уже решили,— вмешался один из негров в разговор.— Нас завтра заставят убивать друг друга, чтобы развлечь Цезаря.
— Вы, должно быть, слабые и жалкие людишки,— сказал Тарзан,— покоряетесь такому произволу...
— Мы храбрые воины,— возмутился негр.
— Тогда вы просто глупы. Вас же вдвое больше в городе, чем белых. Я видел, пока шел в колонне пленников по улицам.
— Мы не всегда будем глупцами,— негр хмыкнул.— Уже многие ненавидят Сублатуса, да и белых из города тоже... Но еще не настал час.
Замечание негра заставило Тарзана погрузиться в размышления. Он догадывался, что в городе проживает, в общем, не одна тысяча чернокожих — свободных и рабов. Да и в окрестных деревеньках — десятки тысяч. Если бы среди них появился вожак, тирании белых во главе с цезарем, скорее всего, пришел бы конец.
Обдумав такой поворот событий, Тарзан вполголоса поговорил об этом с Кассиусом, но тот уверил его, что такому вожаку неоткуда взяться, да он никогда и не появится.
— Мы так много веков господствуем над ними,— говорил молодой патриций,— что они испытывают перед нами чувство священного трепета. Оно превратилось уже в инстинкт, передающийся из поколения в поколение. Наши чернокожие не посмеют восстать против своих хозяев.
— Ну, а если бы они это сделали? — допытывался Тарзан.
— Только в том случае восстание могло бы произойти, будь у чернокожих белый вождь.
— Тогда почему же они не выберут себе белого вождя?
— Это невозможно,— только и ответил Аста.
Их разговор был прерван появлением отряда солдат, которые втолкнули в камеру нового узника. Пока они тащили и приковывали его к стене, Тарзан при свете факела разглядел, кого привели. Это был Матеус Прокус. Прокус тоже узнал Тарзана. Человек-обезьяна заметил, как блеснули глаза Матеуса в пляшущем свете пламени. Но Прокус не обратился к нему с приветствием, и Тарзан решил не подавать виду, что знаком с новым заключенным.