— Я хочу сказать,— объяснял Фастус немного сконфуженно,— что если его схватят вновь, я лично позабочусь, чтобы он не смог удрать.

Но это не успокоило Прокуса. Хвастливое заявление Фастуса посеяло тревожные опасения в сердце юноши. Хорошего настроения как не бывало. Весь долгий обед Матеуса мучили скверные предчувствия. Прокус подметил скрытую неприязнь хозяина дома, пригласившего его на сегодняшний праздник. Быстрые наблюдательные взгляды дружков Фастуса, которые он время от времени ловил, тоже не сулили ничего хорошего.

Как только позволили приличия, Матеус Прокус откланялся, поблагодарив хозяина за теплый прием, и покинул пирующих. В сопровождении вооруженных рабов он заспешил по темным улицам Кастра Сангвинариуса, стремясь поскорее очутиться под крышей родного дома. Он сошел с носилок у главных дверей и нахмурился — вход никем не охранялся, и двери были полуоткрыты. Дом был странно молчалив и безжизнен. Ночной фонарь, который обычно держал зажженным раб-привратник, если кто-либо из домочадцев отсутствовал и должен был вернуться затемно, не горел.

Прокус помешкал на пороге, потом решительно сбросил на руки одному из носильщиков с плеч плащ, сковывавший его движения, открыл дверь и решительно вошел внутрь.

В доме чиновника для особых поручений при императоре гости от скуки прятали зевоту, закрываясь рукавами. Но никто не осмеливался уйти, пока не встанет с подушек цезарь, почтивший своим присутствием жилище своего сановника.

Поздним вечером на пир явился префект дворцовой стражи и что-то потихоньку сказал императору. Весть, видимо, была приятной, Сублатус с удовлетворением выслушал ее и даже не старался скрыть радость.

— Я получил очень важное известие,— сказал он хозяину дома,— Это касается дела, интересующего благородного сенатора Деона Сплендидуса и его жену. Я хочу побеседовать с ними наедине. Прошу всех, кроме этих двоих, удалиться.

Гости потянулись к выходу, спешно прощаясь с хозяевами и цезарем.

Когда все покинули пиршественный зал, император обратился к Деону Сплендидусу:

— Ходят слухи, сенатор, что ты мечтаешь о пурпурной мантии,— сказал он.

— Это лживые слухи, Сублатус,— ответил сенатор.— Тебе негоже повторять их.

— А у меня есть основания думать иначе,— отрезал император.— И ты знаешь, какое наказание предусмотрено для предателей.

— Если император из каких-то соображений решил меня уничтожить, то и обсуждать ничего не нужно,— сказал Сплендидус высокомерно.

— Но у меня совсем иные планы,— продолжал император.— И если все пойдет, как мне хочется, твоя жизнь будет в твоих руках, сенатор. Ты сам распорядишься ею.