Ни один из пленных, прикованных к триумфальной колеснице Валидуса Августа, не находился в столь отчаянном положении. Они были в своем мире, в своем времени и не ощущали так болезненно нелепость ситуации. Им не приходили в голову мысли об отряде десантных войск или эскадроне улан, способных в считанные секунды захватить всю империю, не понеся никаких потерь. Мысли об ограничении императорской власти были тщетными и только бередили душу. Бесполезно было задумываться над тем, что любой мэр европейского города командовал куда более многочисленными силами, чем этот жалкий императоришка.

Бесспорным оставался тот факт, что высшим главой в Каструм Маре оставался Валидус Август, и не было никакой силы, способной потребовать у него объяснений по поводу грубого обращения с гражданином суверенного государства, государства, способного в мгновение ока, без всякого напряжения справиться со всей армией, подвластной Валидусу Августу.

Торжественное шествие, проплыв по пустынным улочкам, наконец закончилось. И Эриха фон Харбена вновь водворили в камеру, которую он занимал вместе с Маллиусом Лепусом.

— Ты быстро вернулся,— приветствовал друга молодой патриций,— ну и как тебе торжественное шествие в честь нашего Валидуса Августа?

— Унылое зрелище,— ответил фон Харбен.— Да и не только я так думаю, судя по реакции горожан на это шествие.— Он помолчал немного и после спросил:— А игры тоже будут жалкими и убогими?

— Ну, что до игр,— ответил Лепус,— то, конечно, разгуляться не на чем. Преступников у нас почти нет, рабы покупные и весьма дороги. Никто не хочет губить их на арене. Наловят, наверно, диких зверей и стравят их между собой. Да еще ты да я...

— Как? — задохнулся от удивления Эрих фон Харбен.— И мы будем драться? С кем же?

— Да друг с другом. Может, в соседних камерах тоже есть заключенные, так и с ними. Валидус Август приберегает политических узников к торжествам в свою честь, дабы обратить их в гладиаторов и позабавить чернь. Может, кроме нас, еще кого-нибудь схватили. Вот и будут обеспечены кровавые забавы. Мы и наши рабы перебьем друг друга на потеху толпе.

— Но если мы победим и останемся живы, нам будет дарована свобода?

— Мы не победим. Об этом позаботится Фупус, можешь быть уверен.

— Но ведь такой конец ужасен!

— Ты боишься смерти?

— Отнюдь,— ответил фон Харбен.— Я думаю о Фавании.

— Хорошо бы подумать о нас,— сказал Лепус.— Моя дорогая кузина счастлива была бы умереть, нежели выйти за Фупуса.

— Я чувствую себя таким бессильным,— сокрушался фон Харбен.— Нет друзей. Все в заточении и в изгнании. Даже верного слуги нет. Где-то мой Габула?