— О! А я вспомнил, его как раз утром искали. Стражник так громко выкрикивал его имя, пока ты шествовал по городу, прославляя Августа своим униженным видом. В нашей темнице поднялся переполох. Исчез твой Габула. Негров содержат в общей камере, а там ветхие стены из рыхлого камня. Сырость подточила их. Он проделал дыру, которую до него начали рыть крысы, и сбежал. Его хотели вместе с другими пленными рабами отправить подметать арену и не нашли. Сокамерники рассказали, что он тихо всю ночь возился в углу. В общем, твой Габула на свободе, но его ищут.

— Как хорошо! — воскликнул фон Харбен.— Я чувствую себя лучше уже при одной мысли, что преданный мне человек не подвергнется жестокой участи. Куда, как ты думаешь, он может податься?

Каструм Маре плохо охраняется вдоль берега, но само озеро кишит крокодилами. Они сто очков дадут вперед любой охране. Скорее всего, твой Габула прячется в негритянских лачугах на городской окраине. Там беглецу всегда дадут приют и укрытие. Может, он пробрался в дом к Септимусу Фаванию...

— Мне бы хотелось быть уверенным, что славному парнишке удастся покинуть Затерянную долину и вернуться домой, к своему народу.

Лепус с сомнением покачал головой.

— Боюсь, что это невозможно,—сказал он.— Ты вот спустился с отвесной скалы, но подняться наверх тем же путем вряд ли бы смог. Ведь так? А другой дороги из Каструм Маре во внешний мир нет. Нужно переплыть озеро, идти лесом, пересечь границу Западной империи... И если беглеца не съедят крокодилы, то наверняка схватят лесные варвары и доставят ко двору Сублатуса. Предположим даже, что судьба и боги будут милостивы к твоему Габуле, и он минует хижины варваров и доберется до прохода в скалах, ведущего через горы. Там его непременно остановят легионеры Сублатуса. Они бдительно охраняют дорогу во внешний мир. Нет, твоему Габуле бежать не удастся.

Время летело быстро, даже, по мнению Эриха фон Харбена, слишком быстро. Не успели друзья оглянуться, как забрезжил рассвет сквозь щели тюремных стен, и в камеру явилась стража. С узников сняли кандалы и повели на арену.

Стадион был набит людьми. Ложи патрициев тоже были полны. Надменный император Востока сидел, закутавшись в пурпурную мантию, и озирался по сторонам, надутый, как индюк.

Септимус Фаваний тоже присутствовал на празднестве. Он сидел в своей ложе, понурив седую голову, рядом с ним были жена и дочь. Лица обеих женщин носили следы слез.

Фавания подняла глаза и увидела, как решетчатые двери тюрьмы под трибунами стадиона распахиваются и из них выходят, щурясь на солнышко, ее брат и тот, кого она полюбила всем сердцем, милый, долговязый германский варвар. Девушка вздрогнула, слезы сами собой хлынули из ее прекрасных глаз.