«Пойдёт ли Генрих в Апулию?» – мысль о возможной войне с империей, прочно засела в мозгу Роберта. «Надо ждать. Ждать, и готовиться!».

– Подождёт твой Рим! Пару месяцев неудобств в осаде, не принесут Григорию особого вреда. Замок Святого Ангела неприступен, и запасов там вдоволь, папе в нём, ничего не грозит. А мы, пока, подождём. Да, подождём. Соберём новое войско, и тогда двинемся спасать папу.

«Разбив Генриха, изгнав его из Рима и Италии, освободив и избавив от бедствий Григория, я поставлю им, свои условия! Вся Италия будет моей! Я создам собственную империю, от Альп, до Константинополя!».

Ди Патти был недоволен. Его направили на службу к Роберту, представители одного из древних, патрицианских родов Рима, и именно об их безопасности и благополучии, пёкся сейчас он. Ведь его хозяева, терпят убытки, от грабящих город и окрестности германцев, а жизни их, в любой момент могут оборваться.

А Роберт направил послание на Сицилию, в котором говорил, чтобы Рожер, готовился к большой войне.

Гвискар открыл свою богатую сокровищницу, ведь недаром он считался, чуть-ли не самым богатым правителем на свете, да и верный Маврелиан, словно из-под земли, как по мановению волшебной палочки, облагая народ новыми податями, изыскивал деньги, на которые и начали оснащать новую армию.

И по всей Апулии, Калабрии и Сицилии, зазвенели кузницы, сгонялись в табуны лошади, быков впрягали в изготовленные мастерами телеги, собирали припасы – сушили, вялили мясо и рыбу, просеивали зерно, наполняли мешки и бочки. Рыцари подгоняли доспехи, покупали новые, готовили оружие, выбирали коней, давали своим близким наставления, что делать, кому что достанется, если вдруг…

– Ну, на войне, оно всяко бывает… Вона, сосед наш, Ансельм, вернулся без руки, которую срубили ему напрочь, в битве при Диррахии.

– И ты возвернёшься! Хоть какой, хоть увечный… Но, воротись! Прошу! – навзрыд плакала жена.

– А братцу моему, Петру, выжгло глаза, дьявольским, греческим огнём. Чудом не утоп в море. Да. Так что ты смотри, Фландина, если что… То… И ты сынок мой старшенький, если я не вернусь, позаботься о матери, о братьях и сёстрах своих. На тебя у меня, вся надёжа.

– А мой дружок верный, Рудольф, так и сгинул где-то в безвестности. Где его косточки белеют, один Господь Бог ведает, – говорил ещё один подвыпивший рыцарь, в придорожной таверне у Салерно, случайному собеседнику.

– Отец твой, непутёвый, погиб под Палермо. Старший брат Гийом, сложил голову при осаде Бари. Генрих, странствует где-то по белу свету. Один ты у меня остался! Но смотри мне, служи честно и верно, что бы ни мне, ни предкам нашим, не пришлось стыда испить, – старая баронесса, перекрестила своего младшего сына, собирающегося в поход.