Дедушка с шумом швырнул карты на стол прямо перед собой.

– А теперь, может статься, и мне предоставят слово? Все вы, похоже, забываете, что это мой дом… пока еще! Да знаю, знаю, вы думаете, я стар, немощен, вот-вот отдам концы, – я не глупец, может, так оно и есть, и, клянусь всеми святыми, судя по сегодняшней сцене, вы не чаете, как от меня избавиться! Нет уж, помолчи, ты свое сказала. Тебе сегодня изрядно досталось, и в силу этого я тебя извиняю, и больше мы к этому возвращаться не будем, но запомните вот что: это – мой дом, и пока я жив, все его обитатели пусть изволят держаться в рамках приличия, а иначе и ты, Жюли, и ты, Кон, можете оба убираться восвояси! А теперь я иду спать.

И он трясущимися руками взялся за подлокотники кресла.

– Дедушка, миленький, прости, – всхлипнув, пролепетала Жюли. – Я… я, наверное, немного перенервничала. Я не хотела тебя расстроить. Аннабель, я ужинать не хочу. Поднимусь сразу наверх.

Девушка прошла мимо Кона, намеренно его не замечая, и выбежала из комнаты.

Кон так и не тронулся с места. Только теперь, когда все взгляды обратились к нему, я вдруг осознала, что с момента своего появления он не проронил ни слова. Лицо его ровным счетом ничего не выражало – даже гнева. Взгляд казался расплывчатым.

– Ну? – грубо бросил дедушка. – Чего ждешь?

По-прежнему молча, Кон повернулся на каблуках и зашагал обратно через холл. Обитая сукном дверь с тихим шелестом закрылась за ним.

Я склонилась над дедушкиным креслом:

– Милый, не огорчайся. Жюли просто переволновалась, видно, пережила более сильное потрясение, чем сама она сознает… а Кон… ты сам знаешь, последнее время Кон слишком выкладывался на работе… переутомился, наверное. Неразумно было с его стороны отчитывать Жюли, но не будь они оба так взвинчены, все бы обошлось тихо-мирно. Думаю, утром они извинятся друг перед другом.

Дедушка посмотрел на меня, но как-то рассеянно, словно последний монолог окончательно подорвал его силы. Он казался очень старым и измученным и, кажется, даже плохо понимал, кто я такая.

– Вечно одно и то же. Вечно одно и то же, – пробормотал он скорее про себя, нежели обращаясь ко мне. – Слишком чувствительна, вот в чем все дело; твоя мать всегда это повторяла, и мать Жюли тоже. История повторяется. – Теперь погасшие глаза сосредоточились на мне. – Аннабель. Надо было тебе с самого начала выйти за Кона, как мне того хотелось. Это бы вас обоих уняло. Все бы унялось само собой. Иду спать.

Я нагнулась, чтобы помочь ему подняться, но, едва оказавшись на ногах, дедушка сбросил мою руку чуть ли не с раздражением.