– Что если это даст тебе хоть капельку счастья, я стану твоей и уеду с тобой, куда только захочешь.

Лицо Адама исказила гримаса боли, точно я ударила его. Он закрыл глаза и провел по ним рукой – безжалостный утренний свет выхватил уродливые очертания. Адам уронил руку, и мы снова взглянули друг на друга.

– Милая, – сказал он просто, даже устало, – я его в глаза не видел.

– Теперь понимаю. Наверное, мне следовало понять раньше, когда я не получила ответа. Могла бы знать, что ты не способен на такую жестокость.

– Господи, – он даже не злился, – да уж могла бы.

– Прости. Мне и в голову не приходило, что письмо могло затеряться. Обычно ведь не теряются. А я чувствовала себя такой несчастной и такой одинокой, и… и отрезанной… а в подобные минуты от девушек не приходится ждать особой рассудительности. Адам, не гляди на меня так. Все уже в прошлом. Я несколько дней подождала – скорее всего, я и уехала-то в Лондон, чтобы дождаться тебя, на самом деле сначала я вовсе не собиралась взаправду уезжать за границу. Но потом, после того как я позвонила – она сказала тебе, что я звонила? – Увидев выражение его лица, я слабо улыбнулась. – Да, я даже звонила тебе.

– Боже ты мой. И Кристал сняла трубку?

– Да. Я притворилась, будто ошиблась номером. Не думаю, что она узнала мой голос. На следующий день я снова перезвонила, и трубку сняла миссис Рудд. Она не знала, кто я, просто сказала, что дом закрыт, а вы с миссис Форрест уехали – вот так, не уточняя. Тогда-то я и решила… тоже уехать. Я отправилась к одной подруге, которая эмигрировала. Немного денег у меня с собой было. Я приглядывала за ее детьми и… ну ладно, все остальное не важно. Я больше не писала тебе. Просто не могла, понимаешь?

– Да. – Вот так смертельно раненный человек не замечает своей раны, пока не заметит струящуюся на траву кровь. – Неудивительно, что ты сказала все, что было сказано, тогда, той ночью. Похоже, на совести у меня даже больше, чем я думал.

– Ну что ты мог поделать, если письмо затерялось? Вряд ли… Адам!

Он вскинул глаза:

– Что такое?

Я облизала губы. Голос у меня вдруг охрип.

– Интересно, что случилось с письмом? Об этом-то мы и забыли. Я ведь только что сказала, обычно письма не теряются – как правило. Ты не думаешь, – я снова облизала губы, – что его взяла она?

– Кристал? Как, во имя всего святого… о боже, да нет же, не может быть. Не смотри на меня так, Аннабель, чертов конверт, скорее всего, пылится в каком-нибудь ящике для невостребованных писем на континенте. Нет, милая, она ничего не знала. Готов поклясться, она ничего не знала.