– Балка обрушилась, – не поднимая головы, произнес он. – Мне очень жаль.

Наверное, я тяжело привалилась к Роуэну, потому что помню, как вмиг похолодело у меня все тело и каким благодатным казалось через тонкую блузку тепло, исходящее от влажного конского бока.

– Балка… – глупо начала повторять я фразу Кона, но не договорила и резко вскрикнула: – Адам? Кон, ты лжешь! Не может быть! Ты лжешь!

Он быстро перевел взгляд на меня, а потом снова на кусок металла в своих руках.

– Он отказывался вылезать. Балка шаталась, ты сама видела, но он отказывался оставить Ситона, сказал, рискнет. Мы делали все, что могли, но вдвоем… только я и Жюли… – Он помолчал и прибавил: – Это произошло за минуту до появления всех остальных.

Пока я скакала домой. Это произошло тогда. Тогда…

Моя рука заскользила по шее коня и запуталась в гриве. Наверное, лишь потому я осталась стоять на ногах. На следующий день я обнаружила на руке царапины от врезавшихся в кожу грубых волосков.

– А ты и рад, да? Ты позволил этому случиться? – воскликнула я с такой яростью, что Роуэн вздрогнул, а Кон снова посмотрел на меня. – За минуту до появления всех остальных… Ну еще бы! Потому что ты позволил этому произойти! Это твоя работа, Коннор Уинслоу, ты хотел его смерти!

– Совсем рехнулась? – медленно произнес Кон. – С какой стати мне желать ему смерти?

– Бог его знает! Как будто тебе нужны причины! Я уже и гадать перестала, как у тебя голова работает. Наверное, тебя устраивало, чтобы он умер, ровно так же, как и то, чтобы Дональд остался жив! Ты считаешь, кроме тебя, никого нет, возомнил себя Богом… все гнусные убийцы так считают! И вот Дональд жив, а Адам… – Я умолкла, словно он ударил меня по лицу, а потом добавила без малейшего налета трагедии или даже вообще каких-либо эмоций: – Ты позволил ему умереть без меня.

И на сей раз я обращалась не к Кону.

Должно быть, добрых двадцать секунд миновало, прежде чем я обратила внимание на воцарившуюся тишину. На то, какая это была тишина. Потом Роуэн легонько топнул копытом по бетону, а я снова посмотрела на Кона.

Он стоял совершенно неподвижно, прекратив наконец вертеть подкову в руках. Глаза у него расширились и стали небывалой синевы.

– Ну-ну, – негромко промолвил он, и в речи его прорезался сильный ирландский акцент. – Так это правда? Я уже начал догадываться – тогда, в комнате твоего деда, но никак поверить не мог… до конца, пока наша маленькая умница не села на лошадь. – Костяшки сжимавшей подкову руки побелели. – Так вот оно что. Теперь-то все наконец прояснилось. – Он улыбнулся. – Аннабель, радость моя, ну и дураком же ты меня выставила!