Глава XX

Блистательная победа Монтроза над его могущественным врагом досталась ему не даром, хотя общая численность его потерь составляла лишь одну десятую того, что потерял Аргайл. Благородная стойкость Кэмпбелов стоила жизни многим из их врагов; немало оказалось и раненых, в числе которых находился доблестный молодой граф Ментейт, командовавший центром. Впрочем, рана его была легкая, и он производил скорее приятное, нежели ужасающее впечатление, когда доставил своему главнокомандующему знамя Аргайла, которое он отнял у знаменосца, сразившись с ним в единоборстве. Монтроз был горячо привязан к своему родственнику, видя в нем проблески бескорыстного рыцарского духа давних времен, столь несходных с расчетливо-эгоистическим характером последующего времени, когда во всей Европе вошло в обычай воевать наемниками, которых Шотландия в ту пору поставляла во все государства, вследствие чего в ней замечалось особенно сильное развитие таких низких и корыстных побуждений. Монтроз был по врожденным качествам души сходен с Ментейтом, но опыт жизни научил его пользоваться чужими качествами для собственных целей, а потому он не стал ни восхвалять Ментейта, ни сулить ему наград, а просто обнял его и, прижимая к своей груди, воскликнул:

— Мой доблестный кузен! — И этим искренним порывом восхищения обрадовал молодого человека несравненно больше, чем если бы осыпал его комплиментами и доложил о его подвиге самому королю.

— Кажется, милорд, — сказал Ментейт, — мне больше нечего делать в поле?.. Позвольте мне теперь исполнить долг человеколюбия. Я слышал, что рыцарь Арденворский ранен и находится у нас в плену?

— И поделом ему, — сказал сэр Дугалд Дальгетти, подъехавший к ним в эту минуту с видом необычайной важности, — так ему и надо за то, что пристрелил моего доброго коня в то самое время, когда я предлагал ему почетный плен. А это, я должен сказать, было больше похоже на невежественного хайлендера, у которого и настолько нет смысла, чтобы возвести укрепление для защиты своего старого совиного гнезда, замка, нежели на почтенного воина знатного рода!

— Так, значит, нам предстоит вместе с вами оплакивать потерю знаменитого Густава? — сказал лорд Ментейт.

— Точно так, милорд, — отвечал воин с глубоким вздохом. — Diem clausit supremum[43], как говорилось у нас в маршальской коллегии в Абердине. Лучше же такой конец, чем если бы он задохнулся в болоте или провалился в сугроб, что легко могло случиться, если бы зимняя кампания затянулась. Но его превосходительству угодно было, — он поклонился в сторону Монтроза, — вместо него подарить мне прекрасного коня, которого я, в память настоящего события, позволил себе назвать Наградой Верности.