84 Гесперус, Веспер – вечерняя звезда, Венера.

А может быть, глаза ее ничего не видели, уши ничего не слышали, а душа парила в той сладостной мечте, что в шестнадцать лет называется любовью?

Хинеста в это время, вероятно, плакала и молилась в монастыре Анунциаты. Донья Флора вздыхала и улыбалась.

Донья Флора, пожалуй, еще не любила, но так же, как небесная благодать возвестила деве Марии появление архангела Гавриила, какое-то неясное сладостное дуновение возвестило донье Флоре о появлении божества, имя которого – любовь. И как ни странно, но сердце девушки испытывало влечение сразу к двум молодым людям.

Тот, кого она боялась, тот, кого старалась избегать, ибо чувствовала бессознательно, что ее целомудрие в опасности, и был красавец всадник, изысканно одетый гонец любви, как он назвал себя, который мчался впереди нее по дороге от Малаги до Гранады, – дон Рамиро.

Тот же, к кому ее невольно влекло, припав к плечу которого она могла бы безмятежно заснуть, тот, на кого она могла бы долго смотреть, не смущаясь, не опуская глаз, был Сальтеадор – разбойник с большой дороги, грабитель из харчевни «У мавританского короля» – дон Фернандо.

Она чувствовала и душевный подъем, и истому и, подойдя к зеркалу – последнему дамскому угоднику по вечерам и первому льстецу по утрам, – кивком головы подозвала служанку.

Служанка поняла сразу, в каком расположении духа ее хозяйка, поняла, что ответа на расспросы не дождешься, и, не произнося ни слова, принялась за ночной туалет красавицы.

Никогда еще, пожалуй, глаза доньи Флоры, опушенные длинными бархатистыми ресницами, трепещущие ноздри, полуоткрытые губы с белоснежной полоской зубов так красноречиво не говорили ночи: «Мне шестнадцать лет, я хочу любить и быть любимой».

Служанка все поняла безошибочно. Женщины обладают удивительным свойством угадывать присутствие любви или ее приближение. Она надушила свою госпожу не как юную девушку, отходящую ко сну, а как новобрачную, ожидающую супруга.

И донья Флора неверной походкой, чувствуя, как тревожно бьется ее сердце, дошла до постели и легла, положив прелестную темноволосую головку на точеную белоснежную руку. Она не спешила уйти с балкона, а теперь ей хотелось поскорее остаться одной. Она молчала, углубившись в себя, но этого было недостаточно – она ждала полного уединения.

Донья Флора приподнялась, прислушиваясь к шагам удалявшейся служанки, которая перед тем все ходила по комнате, словно что-то искала, медлила, чтобы подольше побыть с девушкой, и в конце концов решила уйти, не сомневаясь, что выполняет горячее желание своей госпожи, но раздумывая о том, не извиниться ли ей, что она оставляет ее одну.